Было это давно.
Жарким июньским днем, когда тополиный пух уже отлетел,
стрижи под крышей заводского корпуса вовсю воспитывали птенцов, развитой
социализм был только что построен, были приняты постановления партии о
продовольственной программе, а Ваш покорный слуга был молодым
специалистом. Ну, кто помнит, это такое трехлетнее рабство, случающееся
в те годы с каждым выпускником.
Идиллическая картина, техбюро, послеобеденное время, жара, пятый верхний
этаж. Тишина, поскольку все борются с послеобеденным труднопреодолимым
желанием поспать до конца смены. Даже разговоры не разговариваются, а
все тихонько шуршат бумагами, делая чисто техническую, не требующую
мозговых усилий работу по подшивке, подклейке, сортировке накопившейся
документации. Только вентилятор шумит, да где-то вдалеке молот бухает. Я
тоже, пятикратно накурившись в прохладе протекающего всеми трубами
заводского туалета, принял в этой деятельности посильное участие.
Надо заметить, что на мне были надеты светлые гедеэровские штаны.
Современники должны понять что это тогда значило. Ну, значит, изображаем
деятельность. И тут понадобился мне клей. Клей у нас был в поллитровой
банке из которой торчала здоровенная кисточка, и эта шняга была закрыта
свернутой газетой. Вот этот клей я и принес себе на стол…
Ну и…ботнул себе на штаны банку! Быстро схватил, убрал, а толку? На
штанах, аккурат в конце молнии уже расположилась силикатная медуза
средних размеров. Cboлoчь! И что делать? В тишине началось девчачье
хихиканье и подозрительные шептанья, прекращающиеся под направлением
моего взгляда. А мне…е-мое…как стыдно-то. Штаны новые ладно…пятно ГДЕ!
о-оох! Мне ж в цех скоро…как пойду-то! Еще хихикают гады.
Ну ладно, деваться некуда, собрал газеткой большую часть медузы и
обнаружил, что со штанами не все так уж и плохо: небольшое мокрое пятно
высохнет, главное клей из молнии убрать, пока не застыл, а остальное
высохнет – отчищу.
Встал! Хихиканье усилилось, взгляд его больше не пресекал. Мордой к
стенке, боком прошел в туалет, благо никого в коридоре, все после обеда
в дремотном состоянии пребывали. Замыл это безобразие. Придурок! Что
значит молодой «специалист». Надо было мне в хим. лабораторию идти. А
так…получилось у меня на брюках, на самом причинном месте, огрООмное
пятно из водно-клеевой смеси.
Покурил. Прикинул варианты. Домой не уйдешь, штаны не поменяешь, никто
не поможет, а только на еще больший смех выведут. Хлебом не корми дай
посмеяться над ближним. А тут такой объект подходящий! Решил сохнуть в
туалете до упора, а потом белые засохшие клеевые сопли отчистить.
Ага! Щас! В туалете прохладно и сыро…До морковкина заговенья в нем
сохнуть…Варианты? Ага! Мои уже знают и хуже от них мне не будет, а там
жара и высохнет быстро, может и в цех успею и звиздюлей не получу! Попер
в бюро мордой в стенку. Удачно прошел, никто не видел. Только в бюро,
девки-сволочи уже не шепотом смеются и комментарии…не буду рассказывать.
Юрий Иванович, начальник, интересоваться начинает причиной веселья…Ну да
ничего. Сел за стол – сохну.
Долго зараза, полчаса прошло – никаких видимых результатов. Как была
водно-клеевая, так и осталась, только все концентрическими разводами
пошло. Что делать-то? Я ж инженер – думай!!!
И придумал! Вентилятором обдуть…Если б я только знал!...
Сел за свободный стол, позади всех, чтоб не видно было и смешков
поменьше. А под стол приладил вентилятор, чтобы обдувало причинное
место-то. Врубил. Мощная струя воздуха обдула мои испорченные штаны и
прошла дальше. Я ахнуть не успел, как из под шкафа поднялась туча
тополиного пуха и прочно села на водно-клеевую смесь! Я хрюкнул и
вскочил, раскинув руки как статуя Христа в Рио-де-Жанейро! На мое
междометие повернулись все! И увидели, что на причинном месте висит и
болтается грязно-серая мохнатая борода, похожая на кусок шкуры старого
белого медведя и …развевается на ветру! Немая сцена!
Я думал, что это моя смерть. Все стало каким-то мелким и потусторонним.
Я даже особо не воспринял взрыв последовавшего космических масштабов
хохота. У меня было состояние особо тяжкого ступора. Я так и стоял
раскинув руки с развевающейся шерстью на причинном месте и смотрел на
развитие событий как теленок на мясокомбинате, перед закланием.
А в бюро, надо сказать, происходило…Люди катались в истерике. Я потом
понял, что у меня была мысль: «что ж вы смеетесь, что ж не поможете-то?
» Но это было невозможно по определению. Они не могли принять даже
сидячего положения. Они корчились в конвульсиях всхлипывая и рыдая,
иногда издавая ТАКИЕ звуки, какие я впоследствии никогда не слышал даже
в фильмах-ужасов. Тем более, что эти звуки издавали такие хрупкие и
нежные в обычной жизни девушки. Бедный наш начальник- язвенник. Он
обычно старался даже не смеяться, поскольку смех вызывал у него
нестерпимые боли.
Сейчас он стоял на коленях перед стулом, лежа ну нем грудью и
отвернувшись от меня, чтобы скорее успокоиться и избавиться от боли. Я
видел, как с той стороны, где у него было лицо, капали на пол и
собирались в небольшую лужицу слезы.
Я продолжал стоять в ступоре. Первой очнулась Марья Ивановна, пожилая
женщина, (в моем тогдашнем представлении, ей было лет 40). Она,
превозмогая конвульсии, все-таки смогла добраться до меня, выключить
вентилятор, и стоя на коленях передо мной, начать меня ощипывать. Чуть
позже подтянулись еще две женщины. Все, кроме меня, стояли на коленях. Я
не выходил из ступора – мне было все равно. Я думал, что прошел все
ступени позора.
Вдруг, сзади щелкнула дверь, и я по изменившимся но все равно
перекошенным хохотом лицам, я понял, что что-то произошло. Повернувшись,
вижу: в дверях стоит главный инженер со свитой подхалимов и работники
1-го отдела! Видели бы Вы их глаза!
Но хуже другое, если кто помнит фильм «Железный поток», то знает, как
заражаются истерическим смехом. И это стало происходить с вошедшими.
Все…я не буду рассказывать что было дальше…Скажу только что на следующий
день нашего начальника вызывали на ковер, а вскорости мне дали вольную.
Вот такая история.
0