ЛЁХА, БАБУШКА И ПЛОХОЕ ФАШИСТСКОЕ СЛОВО Однажды, когда Лёха был ещё совсем маленьким, бабушка повела его гулять.
Лёха недавно выучился читать и очень этим гордился. Проходя по улицам, Лёха читал всё подряд.
"Га-стро-ном", - читал Лёха. - "Ап-те-ка!".
Взрослые умилялись:
- Какой развитой ребёнок!
Бабушка радостно улыбалась. Когда они пошли домой, путь их пролегал мимо длинного забора, за которым что-то строили. И вот на этом самом заборе Лёха и увидел, а затем и очень громко прочитал короткое слово "хуй".
Бабушка очень рассердилась:
- Лёша, никогда больше не говори этого слова! Это плохое, фашистское слово!
А потом у Лёхи был день рождения. Чтобы именинник не мешал взрослым гостям, ему дали набор фломастеров и бумагу.
Лёха нарисовал войну. Ярко-синие с красными звёздами танки наступали, а позади них дымились коричневые немецкие. И на каждом немецком танке гордо красовалось слово "хуй".
Потом Лёхины рисунки пошли по рукам.
"Однако!" - подумал дядя Петя.
"Вот они, плоды свободного воспитания!" - подумала тётя Люся.
"Выпорю паршивца!" - сжав кулаки, подумал Лёхин папа.
- Лёшенька, а кто тебя научил этому слову? - медовым голосом спросила мама.
- Бабушка, - чистосердечно признался Лёха.
Так Лёха сдал свою бабушку.
Возвращались мы с коллегой из коммандировки, прилетели благополучно, время позднее, вышли из аэропорта и видим одиноко стоящую жигуленку с водилой внутри.
Может подбросит?
- Шеф, до центра не возьмешь?
Водила охотно кивнул. Вещей с собой минимум - два дипломата, сели оба на
заднее сиденье.
- Коммандир, сколько с нас?
Водила опять машет гривой и трогается. Причем втопил сразу, как будто на
пожар. Мы-то думали он ждет кого-то, но, похоже, ошиблись.
- Коммандир, так сколько мы будем должны?
Водила опять кивает. Он глухой, что ли? А скорость уже под сотню.
- Эй шеф, может поаккуратнее поедем? Куда ты так втопил-то?
Водила кивает еще раз и уверенно обгоняет две иномарки. Тереблю его за
плечо, он оборачивается, и тут мы понимаем, что влипли. Шеф наш оказался
в дупель пьяным. Или обкуренным. А скорее всего и то и другое. На лице
его блаженная улыбка, глаза полузакрыты, на нас ему абсолютно похрену,
скорость бешенная, и ему все это явно нравится.
- Братан, тормози, смотри на дорогу, главное не засни!
Водила вновь кивает, очевидно, что произнести хоть слово он просто не
может из за своего состояния «легкой эйфории». А скорость возрастает,
машину по дороге болтает, короче все ништяк. И тут видим, что впереди
огнями светит пост ГАИ.
- Братан, давай здесь тормози, там же менты, тебя повяжут!
Куда там! Какие еще менты??? Гаишник с палочкой еле отскочил - мы мчимся
вперед!!!!!
Сзади раздалась сирена - вот это круто - за нами погоня! А вдруг это
террорист и у него полный багажник взрывчатки? Под вой сирены раздается
приказ в мегафон: «водитель жигулей номер такой-то, немедленно
остановитесь». Ни в зуб ногой. Тут мой коллега начинает себя обшаривать,
потом тянет руки ко мне и спрашивает:
- У тебя трусы белые?
Удивительно работает мозг в критической ситуации! Нахрена спрашивается
ему мои трусы? Как выяснилось, он хотел типа белый флаг в окно высунуть,
чтобы типа менты не стреляли. Я начал дико ржать, и, видимо, это вывело
из транса и подсказало единственно правильный выход.
- Какие, говорю, трусы, лезь давай вперед, я его сзади подержу а ты там
тормози!
Не успели мы самую малость. Смеялся я напрасно - раздалась автоматная
очередь. Причем стреляли не по колесам - стекла все вдребезги, коллега
мой только-только перегнулся через сиденье, как ему всю задницу не
разорвало до сих пор не понятно. Сгибаемся в три погибели, вроде пока
живы. Говорят, что в такие моменты вспоминается вся прошедшая жизнь.
Авторитетно заявляю - полная фигня. Оба мы думали лишь об одном - как
нас будут хоронить. Еще очередь, теперь явно по колесам, машину
закидало, а дальше было ощущение невесомости, длившееся целую вечность,
и удар - перевернувшись пару раз в воздухе машина упала в кювет.
Главное, встала опять на колеса, но почему-то уже никуда не ехала.
Поднимаем головы - вроде живы. Подлетают менты, автоматы наперевес, мы
руки в горы. Коллега мой опять выдал:
- Сдаемса!!!
Вытаскивают нас из машины и валят на землю. Выковыривают этого шумахера
и тут, о чудо, он заговорил! Держа удар за ударом, показывая на нас,
парень так по доброму произнес:
- Только ребят не трогайте, они тут не причем!
Ну, думаем, спасибо тебе, родной, за заботу, как будем благодарить,
прямо не знаю!
Ночевали в обезьяннике. А потом выяснилось, что парень этот вполне
приличный, малопьющий человек. Случайно попал в малознакомую компанию,
было весело, вообщем, перебрал он «слегка», а потом кто-то предложил ему
«дунуть». Дурь оказалась наредкость своеобразной. Как он взял ключи от
чужой машины и зачем приехал в аэропорт не помнит, а когда к нему сели
мы, он «признал» в нас своих старых друзей, желающих прокатиться с
ветерком.
С тех пор, всегда втроем, отмечаем второй день рождения. Без травки. А
интересно, как развивались бы события, если бы мы и вправду трусы в окно
выснули?
КОНТРОЛЬНЫЙ В ГОЛОВУ Даже если бы я был злобным маньяком-терминатором, то все равно не решился бы напасть на женщину с ребенком.
Потому что страшно. Ведь нет такого коварства на которое не способна женщина находящаяся при потомстве. Вот на огромного «качка» напасть – милое дело. Кстати, большие мужики – аргентинозавры, совсем не ожидают нападения, они как правило не готовы к нему. Вот, мол, какой я огромный. Чего бояться?
Так что в трудную минуту, очень даже могут растеряться и спасовать.
Но не будем отвлекаться на психологические проблемы крупных мужиков, а вернемся к субтильным женщинам, защищающим свое потомство…
Заглянула к нам в гости Тамара - соседка по даче. И не одна а с дочкой Сашей, лет пяти.
Пока Тамара с моей тещей делились в огороде ценнейшим цветочным опытом, я позвал Сашу в дом и налил ей компоту.
Саша, с кружкой в обнимку, деловито села за стол и стала рассказывать очень странную историю:
- …А вчера мы с мамой поехали к тете Гале на день рождения и заблудились. Заехали не в ту деревню и там на нас напали бандиты, тоже на машине. Они нас остановили, потом стучали по стеклам и по крыше. Кричали: «Выходи! Выходи!» И с матом тоже. А мама открыла окно и как «пшикнула» им из баллончика. Бандиты схватились за головы и стали кричать еще больше, а мама им сказала: - «Простите меня, ребята, я не хотела вас обидеть! Ой, что я наделала! Вот вам молоко, вода и салфетки, быстро вытирайте глаза, а то ослепнете…»
В этот момент в комнату вошла Тамара и строго сказала:
- Саша, выпила компоту? Скажи - "спасибо" и иди на улицу, посмотри какие там в пруду головастики.
Девчонка убежала на свидание с головастиками, а я спросил Тамару:
- Что за жуткая история с вами вчера приключилась?
- Ой, до сих пор всю трясет. Не буду долго рассказывать, короче, заехали мы черти куда, а уже вечерело. За нами «Нива» увязалась. Увидели что женщина, одна, на хорошей машине, видимо ограбить решили. Дорога узкая, я несусь как могу, но там такие колдобины, что больше сорока не выходит. А «Нива» извернулась, срезала по траве, обогнала меня и прижала к кустам. Они выскочили и ко мне. Двое их было. А вокруг никого, поле и лес.
В общем, улучила я момент, приоткрыла окно, исхитрилась и полила их из баллончика.
Не очень хорошо, правда, попала, но все равно они отскочили, схватились за рожи и заорали как резаные, а потом…
- Подождите, Тамара, Саша сказала, что вы им молоко, воду и салфетки предлагали. Какая вода? Какие салфетки? Вы с ума сошли! Тут уж не до сантиментов, нужно было сразу рвать оттуда когти. Вы что?
- Да какие, в задницу, сантименты? Я вас умоляю. Все как раз наоборот: они воют, морды трут, а я испугалась, что вот-вот эффект пройдет и тогда нам с Сашкой наступит алес капут. Вот я на автомате и стала пищать: - «Ребята, простите меня, дуру, я не хотела. Давайте я вам на руки молока полью, потом салфетками глаза вытру. Скорее сюда! Парни, давайте, давайте, ниже, ниже, подставляйте руки!»
Они как зомби, пришли на голос, опустили от голов руки и стали нашаривать в воздухе откуда польется молоко, вот тут я весь баллончик в них и добила. На этот раз попала как надо, прямо в открытые рты.
Развернулись мы и спокойно уехали. Слава Богу, Саша испугаться толком не успела…
Ну, нам пора уже, спасибо, до свидания.
Мне даже показалось, что я невольно отступил назад, когда прощался с Тамарой…

РУСАЛОЧКА За окнами мелькал чёрный лес, на столе в стальной миске остывал борщ, чай дребезжал подстаканником.
Что может быть душевней вечернего вагона-ресторана? В тот день я был последним его посетителем. Ко мне за столик подсел сам директор и мы разговорились.
С политики беседа мягко съехала на воспитание детей и директор (к сожалению, я так и не узнал его имени) рассказал вот такую историю:
- Ребёнка обманывать нельзя. Кого хочешь обмани: друга, жену, начальника, но своего сына никогда.
К сожалению, мы очень поздно это понимаем. Лет двадцать назад, я встретил самого лучшего в мире отца. Во всяком случае его детям можно только позавидовать. Человечище.
Ездил я тогда в Симферополь и вот, так же вечером, ко мне в ресторан пришел мужик, в руках небольшой целлофановый пакет, в нем рыба виднеется. Мужик помялся и говорит:
- Извините, у меня к вам огромная просьба, вопрос жизни: не могли бы вы это спрятать в ваш морозильник до Симферополя?
Я ещё подумал – ну нихрена себе наглость вообще и отвечаю:
- А как вы себе это представляете? Я должен вашу неизвестную рыбу сунуть к своим свежайшим продуктам? Так что ли? Выбросьте этого леща и не морочьте мне голову, я даже сквозь пакет чувствую, его тухлячий запашок.
- Да, я все понимаю, но видите ли, это не совсем лещ, или вернее не просто лещ. Чтобы вы меня правильно поняли, расскажу с самого начала. Ещё в апреле, моей дочке исполнилось четыре годика, а она всегда мечтала получить на день рождения Русалочку и не игрушечную с тряпичным хвостом, а самую настоящую, живую. Я с дуру и пообещал, папа ведь может всё что угодно. Что было делать, пришлось купить куклу Барби, покрасить волосы в зеленый, выломать ей ноги, взял в рыбном магазине живого леща, отчекрыжил половину, выдолбил его слегка изнутри и скрепил болтом сквозь дырку от ног. Да вот, вы сами посмотрите (он достал из пакета этого зверя с кукольным туловищем, а из под плотно перевязанного резинкой платья торчал настоящий рыбий хвост)
С тех пор, вот уже три месяца, я вынужден каждые три-четыре дня менять ей протухающие хвосты на новые. Поначалу считал, потом со счёта сбился, наверное тонну рыбы на неё перевёл. Сам уже был не рад, что ввязался, но деваться некуда, дочка её просто обожает, детсадовские подружки тоже приходят в гости, завидуют. Хорошо ещё уговорили, что спать с Русалочкой нельзя, она должна жить в холодильнике. И вообще, на воздухе Русалочка всё время спит как спящая красавица, и оживёт она только у себя дома в подводном царстве. Вот, еле дотянули до отпуска, едем, наконец, отпускать страдалицу к своему папе – морскому царю. Но, боюсь до моря не дотянем, труп начинает портиться. Ну, так что, поможете с моргом? Или хотя бы кусочек льда может дадите?
Конечно же я помог, даже новый хвост из горбуши ей пристроили. Пока от Симферополя до моря доберутся, а это еще часа четыре, протухнуть вроде не должна.
Вот это настоящий отец с большой буквы, «вы, нынешние – нут-ка»…
Представьте ситуацию...
годы, так скажем, далеко не перестроечные, в общем,
у нас в компании был один достаточно зажиточный друг, который имел
невиданную по тем временнам роскошь - иномарку... модель не помню, но в то
время было и не важно. Так вот, случился у этого друга день рождения,
ну и соответственно всех он пригласил за город на свою дачу. Продукты
были приобретены заранее и мы ехали на этой иномарке, навьюченные только
отборным спиртным, которое по дороге кто-то предложил продегустировать.
Дорога хорошая - шоссе, но друг решил сократить наши мытарства и решил
провезти нас коротким путем - через лес. Въехали мы туда дружной и
веселой гурьбой в изрядном подпитии, даже не почувствовав, что дорога -
проселочная. Затем время от времени наша иномарочка начала застревать и
мы с дружным гоготом выходили толкать ее, заскакивали и ехали дальше.
Поначалу это было даже интересно, но вскоре народ начал уставать и
желающих выскакивать из постоянно застрявавшей машины становилось все
меньше. Перемазавшись до ушей, вволю нападавшись, народ потихоньку начал
проклинать и эту дорогу и этого "умника", что нас сюда затащил.
Возвращаться на шоссе было поздно, и тут друг выстрелил гениальное
решение - выбрав самого спокойного попутчика (Толю), предложил ему
помочь компании и в случае если машина застревает - толкать ее, а как
выберемся из ямы, то заскакивать на багажник и, держась за декоративную
облицовку, ждать пока мы опять не застрянем. Иномарка цепляла днищем все,
что только можно, но благодаря Толяну мы двигаться по этой колее стали
гораздо быстрее. Праздник начался вновь, спиртное откупоривалось с новой
силой, и мы благодарили Толики, вовремя спрыгивающего с багажника для
того, чтоб подтолкнуть нашу грязную красавицу. Проехав таким образом еще
километров 5, никто не почувтсвовал как дорога улучшилась и скорость
значительно возросла. Но тут на дороге откуда ни возьмись появился
гаишник, мы похолодели - так как выпито было много и ждали самого
худшего. Каково же было наше удивление, когда этот ментеныш не только
не остановил нас, а проводил взглядом с открытым ртом. Друг еще
говорит: "Машину такую никогда не видел". И только спустя минуту мы
поняли, что на багажнике сидит Толик. Резко останавливаем машину, понимая,
что пьяному попутчику тяжело удержаться, выскакиваем из машины в
ожидании ругани, но Толик, не проронив ни слова, почувствовав, что машина
остановилась, резво соскакивает и вновь начинает ее толкать.
— В Благовещенский?
Морозов вздрогнул и открыл глаза. Когда он успел задремать?
— Туда... — он привычно посмотрел на часы, — а чего так долго выходили-то? Дороже будет на сто рублей за ожидание.
Один из пассажиров, что сел рядом, светло-русый и голубоглазый, внимательно посмотрел на него, пожал плечами и кивнул. Ещё и улыбнулся как старому знакомому, Морозов даже покосился - может "постоянщик"? Да, нет, вроде...
Зато второй, чернявый и смуглый, сходу начал возмущаться с заднего сиденья.
— А если мы не согласны доплачивать? Да, и за что? Эсэмэска пришла, мы сразу и вышли. Вам положено ждать клиентов...
— Пять минут! — грубо оборвал его Морозов. — А я вас почти пятнадцать прождал! За это время можно в лес выехать и могилу там себе выкопать, — он тронулся с места и прибавил громкости радио.
Смуглолицый опасливо взглянул на него сзади и, видимо решив, что ругаться выйдет дороже, замолчал, обиженно выпятив губы.
Пассажиров Морозов не любил и часто хамил им намеренно, отбивая охоту с ним спорить, да и вообще вести какие-либо разговоры. Они платят, он везёт, всё просто. Ради чего с ними болтать, коронки стёсывать?
Когда он уже высадил их в Благовещенском и повернул в парк, позвонила жена:
— Миш, мы с Анькой к маме в деревню поехали, не теряй. Морс на подоконнике, а рис я в холодильник поставила, сам разогреешь.
— Ладно, а когда приедете?
— Завтра вечером. Ты на машине ещё? Можешь в «Музторге» Аньке флейту купить? И самоучитель для неё…
— Флейту?
— Ну, да, флейту, ей сегодня после медосмотра в школе посоветовали. Дыхательную гимнастику прописали делать и флейту сказали купить, лёгкие развивать.
— Хорошо... — он отключился и, не сдержавшись, матюкнулся. На прошлой неделе дочку водили к стоматологу и там назначали носить брекеты, насчитав за курс больше тридцати тысяч. А теперь, вот, ещё и флейту купи. Придётся сменщика просить туда докинуть...
Сменщика Морозов тоже не любил. Молодой, вечно опаздывает, в башке ветер гуляет, наработает обычно минималку, а дальше девок всю ночь катает. А чтоб за машиной смотреть, так не дождёшься.
Давеча оставил ему авто, записку написал, чтоб масло проверил. Через день приехал, на панели тоже записка: "Проверил, надо долить!" Тьфу!
А, главное, говори, не говори, только зубы сушит, да моргает как аварийка. Напарничек, мля...
Спустя полчаса Морозов, чертыхаясь про себя, купил блок-флейту и шедший с ней в комплекте самоучитель с нотным приложением. Денег вышло как за полторы смены.
Дома он выложил покупки на диван и, поужинав в одиночестве на кухне, достал из холодильника початую бутылку "Журавлей". Морозову нравилось после смены выпить пару рюмок, "для циркуляции", как объяснял он жене. Но сегодня, едва он опрокинул первую стопку, водка попала не в то горло и он, подавившись, долго кашлял и отпивался морсом.
Поставив бутылку обратно, он прошёл в зал, решив просто посмотреть какой-нибудь сериал.
Тут на глаза ему и попалась флейта.
Морозов осторожно достал её из узкого замшевого чехла и внимательно рассмотрел. Флейта ему неожиданно понравилась. Деревянная, гладкая на ощупь, с множеством аккуратных дырочек на поверхности, она походила на огромный старинный ключ от какой-то таинственной двери.
Он вдохнул, поднёс флейту к губам и несмело дунул в мундштук. Флейта отозвалась коротким, но приятным звуком, и Морозов из любопытства принялся листать самоучитель.
Прочитав историю инструмента, он дошёл до первого урока, где наглядно было показано, как именно нужно зажать определённые дырочки, чтобы получилась песенка «Жили у бабуси». Это оказалось совсем нетрудно – даже в его неумелых руках флейта лежала удобно и вскоре, при несложном переборе пальцами, он вполне внятно прогудел эту нехитрую мелодию.
Удивлённо покрутив головой, Морозов перешёл ко второму уроку и после небольшой тренировки довольно лихо сыграл "Я с комариком плясала".
Невольно увлёкшись этим необычным для себя занятием, он пролистнул страницу и принялся осваивать знакомый ещё по школьным дискотекам битловский «Yesterday».
И эта мелодия покорилась ему легко. Его пальцы будто ожили после долгой спячки и с поразительной для него самого ловкостью двигались по инструменту. А какое-то внутреннее, доселе незнакомое, чувство ритма ему подсказывало, когда и как нужно правильно дуть, словно он повторял то, что когда-то уже репетировал.
Не прошло и четверти часа, как он сносно исполнил "На поле танки грохотали", причём на повторе припева он ещё сымпровизировал и выдал задорный проигрыш, сам не понимая, как это произошло.
Потрясённый своими нечаянно открывшимися способностями он даже вскочил и начал ходить по комнате. Решил было пойти покурить, но передумал и снова сел штудировать самоучитель, закончив лишь, когда соседи снизу забарабанили по батарее. К этому моменту он уже осваивал довольно сложные произведения из классики и, только взглянув на часы, обнаружил, что прозанимался до поздней ночи.
Проснувшись, Морозов какое-то время лежал в кровати, обдумывая планы на выходные. Обычно, оставаясь в субботу один, он любил устраивать себе, как он сам это называл, "свинодень". С утра делал себе бутерброды с колбасой и сыром, доставал из холодильника спиртное и весь день до вечера валялся на диване, переключая каналы и потихоньку опустошая бутылку.
Но сегодня пить Морозову абсолютно не хотелось. От одной только мысли о водке у него засаднило горло, и он невольно прокашлялся. Немного поразмышляв, он решил собрать полочку из "Икеи", что уже месяц просила сделать жена, и съездить в гости к Нинке. Нинка, его постоянная пассия из привокзальной «пельмешки», сегодня как раз была дома.
Наскоро приняв душ и побрившись, он позавтракал остатками риса и присев на диван написал Нинке многообещающее сообщение.
Флейта лежала рядом, там, где он её ночью и оставил. Чуть поколебавшись, он достал её из чехла, решив проверить, не приснилось ли ему его вчерашнее развлечение.
И тут всё повторилось.
Сам не понимая почему, Морозов снова и снова проигрывал по очереди все уроки, уже почти не заглядывая в ноты. Пальцы его всё быстрее бегали по флейте пока, спустя пару часов непрерывного музицирования, он вдруг не осознал, что играет практически без самоучителя.
Тогда он закрыл книгу и попробовал по памяти подобрать различные произведения. Невероятно, но и это далось ему без труда! Абсолютно все мелодии лились так же уверенно и свободно, словно он разговаривал со старыми знакомыми.
Морозов отложил флейту. Чертовщина какая-то... а может надо просто крикнуть изо всех сил, чтобы всё стало как прежде?
Он встал, подошёл к висящему на стене зеркалу и тщательно вгляделся в отражение, словно старался отыскать в нём какие-то новые черты. Нет, ничего нового он там не увидел. Из зеркала на него смотрела давно знакомая физиономия. Свежевыбритая, даже шрам на подбородке стал заметен. Остался ещё с девяностых, когда они делили площадь у вокзала с «частниками».
Какое-то время он бродил по квартире, обдумывая происходящее.
Ещё вчера вечером его жизнь была понятной, предсказуемой и, как следствие, комфортной. С какого вдруг сегодня он сидит и пиликает на дудке? Да ещё так словно всю жизнь этим занимался?
Ему даже в голову пришла безусловно дикая и шальная мысль, что с таким умением он может вполне выступать на улице, как это делают уличные музыканты. Или, например, в подземном переходе.
Сперва он даже улыбнулся, представив себе эту картину. Бред, конечно... Или не бред?
Мысль, несмотря на всю свою нелепость, совершенно не давала ему покоя.
Полочка оставалась лежать на балконе в так и не распакованной коробке, Нинкины сообщения гневно пикали в мобильнике, но он ничего не замечал. Его всё неудержимей тянуло из дома.
А, действительно, почему нет, подумалось ему, что тут такого-то? Ну, опозорюсь и что с того? Кому я нужен-то?
Он ещё с полчаса боролся с этой абсурдной идеей, гоня её прочь и призывая себя к здравому смыслу, потом плюнул и начал одеваться.
Переход он специально выбрал в пешеходной зоне, подальше от стоянок с такси, понимая какого рода шутки посыплются на него, если кто-то из знакомых увидит его с флейтой.
Спустившись вниз, он отошёл от лестницы, встав в небольшую гранитную нишу, одну из тех, что шли по всей стене. Сердце его прыгало в груди от волнения, но, немного постояв и попривыкнув, он взял себя в руки. Мимо шли по своим делам какие-то люди, никто не обращал на него внимания. Подняв воротник и натянув кепку поглубже, он достал флейту и, дождавшись, когда в переходе будет поменьше прохожих, поднёс её ко рту. Пальцы чётко встали над своими отверстиями…
— Клён ты мой опавший, клён заледенелый... — Звук флейты громко разнёсся по всему длинному переходу.
Самое интересное, что с того момента, как он начал играть, Морозов полностью успокоился. Он будто растворился в музыке, что заполнила весь мир вокруг него, и, полузакрыв глаза, вдохновенно выводил трели, словно и не было никакого перехода, а он сидел дома на своём диване.
— Деньги-то куда?
Морозов очнулся.
— Деньги-то куда тебе? — напротив стоял пожилой мужик с авоськой и благожелательно улыбаясь протягивал ему мелочь на ладони. — Держи, растрогал ты меня, молодец…
Мужик ушёл, а Морозов, чуть поколебавшись, достал из кармана пакет, поставил его перед собой и заиграл снова. Вскоре в пакете звякнуло.
Примерно через час, когда Морозов дошёл до «Лунной сонаты», возле него возникли две потрёпанные личности, от которых доносился дружный запах перегара. На поклонников Бетховена они явно не походили. Одна из личностей была небритая и худая, а вторая держала в руках потёртую дамскую сумочку. Судя по сумочке, это была женщина.
Они с удивлением смотрели на Морозова и тот, что худой подошёл к нему поближе.
— Чеши отсюдова, пудель, — процедил он сквозь жёлтые зубы, — это наше место, щас Танька тут петь будет.
Морозов в ответ прищурился, аккуратно вложил флейту в чехол и, оглядевшись по сторонам, молча и сильно заехал гостю с правой под рёбра. От удара тот всхлипнул и, согнувшись пополам, отступил обратно к Таньке. Затем они оба отошли в сторону и после краткого совещания побрели наверх по лестнице.
Больше Морозова никто не беспокоил, и он спокойно продолжил свой концерт, перейдя на более подходящий моменту «Турецкий марш».
К концу дня переход наводнился людьми, и Морозов с удовлетворением заметил, что деньги в пакете прибавляются прямо на глазах. Пару раз он перекладывал их в карман куртки, раскладывая отдельно монеты и мелкие купюры. А когда он уже хотел уходить, к нему подошла компания из подвыпивших немцев и они, дружно хлопая в ладоши под "Комарика", положили ему в пакет сразу тысячу.
Вернувшись домой, он выложил из карманов все деньги и пересчитал. С тысячей вышло примерно столько же, сколько у него обычно получалось за смену.
— Ого! — подивилась вечером жена, увидев лежащую на трюмо кучу мелочи, — ты по церквям кого-то возил что ли?
— Типа того, — ушёл он от ответа, — давай ужинать что ли...
Поев, он покурил на балконе и прилёг на диван перед телевизором. Водки ему по-прежнему не хотелось.
Перебирая каналы, он неожиданно для себя остановился на канале "Культура", который до этого никогда не смотрел. Там, как по заказу, шёл какой-то концерт классической музыки, где солировала флейта. Мелодия, чарующая и тонкая, ему понравилась, и он отложил пульт в сторону.
Жена, посмотрев на него, хмыкнула и ушла смотреть своё шоу на кухню, а он дослушал концерт до конца и отправился спать уже под полночь.
Назавтра, выйдя на смену, и привычно лавируя в потоке машин Морозов долго размышлял о своём вчерашнем выступлении. И чем дольше он об этом думал, тем больше убеждался, что ничего удивительного с ним не происходит. По всей видимости, у него оказался скрытый музыкальный слух. Такое бывает, он сам слышал. Просто раньше не было подходящего момента это выяснить. А теперь, вот, что-то его разбудило, и Морозов стал гораздо глубже понимать музыку. Он даже выключил своё любимое "Дорожное радио", ему стало казаться, что все его любимые исполнители жутко фальшивят. А, кроме того, ему снова безудержно хотелось музицировать. Властно, словно моряка море, его влекла к флейте какая-то неведомая сила, полностью завладев его сознанием. В голове крутились фрагменты полузнакомых мелодий, неясные, мутные, звучали обрывки песенных фраз, которые он дополнял своими собственными, непонятно откуда взявшимися, вариациями.
Дотерпев так до полудня и, убедив себя, что клин клином вышибают, он заехал домой за флейтой и вскоре стоял в уже знакомом переходе. Начал он в этот раз сразу с классики, и проиграв примерно полчаса, заметил, что за ним, открыв рот, наблюдает какой-то «ботанического» вида субъект с футляром для скрипки в руках. Послушав несколько произведений, субъект подошёл поближе, сунул в пакет Морозову мелочь и вдруг обратился с неожиданным вопросом:
— Вы, простите, у кого учились, коллега? У Купермана? Или у Самойлова?
— Чего? — не понял его Морозов, но на всякий случай добавил, — иди, давай…
Скрипач безропотно отошёл на несколько шагов и, постояв так ещё некоторое время, исчез.
Спустя час он появился снова, ведя с собою высокого, похожего на иностранца старика, в длинном чёрном пальто и шляпе с широкими полями.
Встав за колонну, подальше от Морозова, они, переглядываясь, слушали, как он по памяти проигрывал вчерашний концерт, необъяснимым образом отлично уложившийся у него в голове.
Музыка и вправду была трогательная и красивая. Несколько прохожих остановились послушать, а одна женщина даже всплакнула и, достав из кошелька сторублёвку, сунула её прямо в карман его куртки. Морозов уже решил, что на сегодня ему хватит и пошёл к выходу, как услышал сзади какой-то шум.
— Извините! — старик в шляпе не успевал за Морозовым, семеня ногами по скользкому гранитному полу.
— Ну, — повернулся он к незнакомцу, — что хотел-то?
— Понимаете, нам через день выступать на фестивале в Рахманиновском, а у нас Кохман, наш первый флейтист заболел. А вы... вы, — он остановился и, задыхаясь умоляюще тронул Морозова за плечо пытаясь договорить, — прошу вас, выслушайте меня!
Морозов остановился, дав ему возможность отдышаться.
— Вы… вы же просто гений! Я думал, Славин шутит! — Старик всплеснул руками. — У вас… у вашей флейты просто неземное, небесное звучание! Какой чистый тембр! Вы же сейчас играли «Потерянный концерт»? Знаменитую партиту для флейты соло ля-минор?
Морозов молча пожал плечами.
— Как? — поразился незнакомец, — вы даже не знаете? Это бесценное произведение Шуберта случайно нашли в чулане на чердаке дома, где он жил, — он в изумлении посмотрел на Морозова. — Нет, вы определённо феномен! Простите, я не представился, это от волнения. Моя фамилия Мшанский, я дирижёр симфонического оркестра Московской филармонии, возможно, вы слышали?
— Ну, вроде... — мотнул головой Морозов.
— Понимаете, это гениальное сочинение написано исключительно для деревянной флейты. Все шесть виолончелей призваны лишь оттенять её звучание. Этот концерт весьма редко звучит в «живом» исполнении. Ведь во всём мире всего несколько человек способны его сыграть. Мы репетировали полгода и вот... Прошу вас, помогите нам!
— От меня-то чего надо? — начал сердиться на деда Морозов, не понимая, к чему тот клонит.
— Замените нам Кохмана, — он умоляюще простёр к Морозову руки. — Всего один концерт…
Морозов отвернулся и снова зашагал на выход. Дед почти бежал рядом.
— Что вам стоит, вы же играете здесь, причём за копейки. А мы вам выпишем приличный гонорар, тот, что вы попросите, практически любую сумму в пределах разумного. И потом... — он тронул Морозова за рукав, — я готов сразу взять вас в основной состав. Подумайте, у нас этой осенью гастроли в Вене, а зимой в Лондоне. Да что там гастроли, с такой игрой мы вам устроим сольные концерты! А это уже совершенно другие деньги! Очень приличные!
— Отвали, — Морозов ускорил шаг и дед остался стоять, растерянно глядя ему вслед и опустив руки.
Сев в машину, Морозов на мгновение задумался. Он не всё понял, из того, что говорил ему этот чудаковатый старик, но его слова про гонорар запали в память. Морозов вспомнил про следующий платёж по ипотеке, про зимнюю резину, про грядущие расходы на Анькины брекеты... Потом вздохнул, завёл двигатель и, развернувшись, подъехал к старику, что уже брёл по тротуару:
— Слышь, командир... а сколько за концерт? Тридцать тысяч дашь?
Встреча с Нинкой не принесла ему привычную удовлетворённость. Даже в самый главный момент определённая поступательность их действа настроила его на некую ритмичность, отозвавшуюся в нём целым сонмом самых разных мелодий. С трудом завершив такой приятный ранее процесс, Морозов откинулся на подушку и устало закурил. С ним точно что-то происходило. И дело тут было не в Нинке.
Все звуки вокруг него словно ожили, и он вдруг стал замечать то, на что раньше не обращал никакого внимания. Любой уличный шум, скрип двери, сигнал автомобиля, лай собак, даже шорох листвы под ногами – всё теперь приобрело для него какую-то непонятную и пугающую мелодичность.
Нинка, как обычно, убежала хлопотать на кухню, готовя чай и оттуда сообщая Морозову все свои нехитрые новости - в начале месяца в декрет у них ушли сразу две посудомойки, а в прошлую пятницу они справляли день рождения повара Артурика, с которым она лихо сплясала лезгинку.
В голове жгуче заиграл мотив лезгинки и Морозов, отказавшись от чая, начал собираться.
— Как сам? – поинтересовался сменщик, забирая у него ключи от машины. — Чёт смурной какой-то…
— Всё отлично, — буркнул в ответ Морозов, — спасибо «Столичной» …
— Бухал вчера что ли?
— Да, не, — Морозов поморщился, — не идёт чего-то...
Дома он прилёг на диван и заснул беспокойным рваным сном. Проснулся он от ощущения, что на него кто-то пристально смотрит.
— Морозов, — рядом стояла супруга с круглыми глазами, — там дед какой-то блаженный звонил, тебя спрашивал. Говорит аванс за концерт готов... сразу все тридцать тысяч... и что костюм тебе нужно мерить…
Она присела к Морозову в ноги и жалобно заскулила:
— Миш, ты чего? Ты что натворил-то? Какой ещё костюм? Ты с кем там опять связался?
— Да не голоси, ты! — рявкнул Морозов на супругу, — сама же вечно ноешь, что денег нет…
Он без аппетита поужинал и вышел перекурить на балкон. На душе у него было тревожно и неспокойно. Привычный мир рушился прямо на глазах, а что было впереди пугало его своей новизной и призрачностью.
Он щёлкнул зажигалкой, выкурил сигарету, потом достал новую, размял и неожиданно для себя тихо заплакал, глядя в тёмное, по-осеннему мутное небо. Он и сам не помнил, когда плакал в последний раз, но сейчас слёзы ручьём катились по его щекам, крупными каплями падая вниз, в темноту двора. Снизу доносились, чьи-то тихие голоса, негромкий смех и едва различимая музыка. Музыка, что была теперь повсюду.
(С)robertyumen
На мой восьмой день рождения отец подарил мне диаскоп.
Для последующих поколений сообщаю, что это такая железная коробка с объективом, отбрасывающая кадр на всю стену от вставленной плёнки. К моей немалой досаде, диафильмов отец не подарил. Просматривать было нечего. Зато дал целый ящик пустой плёнки. Только вырастив собственного сына, я понял, что он был прав. Первый раз я нарисовал на плёнке обычной ручкой маленькую рожицу. Со стены на меня уставилась огромная забавная харя. Нас было четверо друзей, фантазия наша была неисчерпаема. К обеду поток штучной живописи кончился, пошли сериалы-комиксы. К вечеру наши сериалы стали цветными - кто-то сбегал за фломастерами, в ту пору большой диковиной. На следующий день родилась мультипликация - научились рисовать пофазно и протаскивать плёнку со скоростью. Звук появился на третий день - друг Андрей притащил обшарпанный бобинник. К нам стали приходить на сеансы друзья друзей числом до двух десятков, сметая все эклеры, которые пекла моя мама. Знали бы вы, какой это кайф, когда широкая публика смеётся твоему творению, и ты это слышишь. На третий день папина здоровенная коробка с несколькими сотнями пустых плёнок была исчерпана. Мы занялись чем-то другим.
Вспомнил я об этом только сегодня, посмотрев фильм про раннюю историю кинематографа. Оказывается, кино стало цветным ещё в конце позапрошлого века - только на студии Луи Лепренса двести девушек от рассвета до заката раскрашивали кадры чёрно-белых фильмов цветными кисточками. А потом публике приелось. От всей эпохи немого кино осталось, оказывается, не больше четверти фильмов, уцелевших случайно. От цветных той эпохи - единицы. От коробки из моего детства, увы, ничего. Кроме этой истории...
В понедельник мой друг и сослуживец вышел на работу со стриженной налысо головой,еще в пятницу он мог похвастатся роскошной рыжей шевелюрой,а тут такие перемены.
Поинтересовался с чего вдруг его занесло в такую крайность.Далее с его слов…
-Да брат,быть лысым это либо личный осознаный выбор либо генетическая предрасположенность,я же оказался лысым по недоразумению.В общем дело было так...
Вечером в пятницу я вернулся с работы домой,жена встретив меня на пороге и увидев нестриженным всерьез разобиделась.
-Макс ты же знаешь мою маму и её требования к прическам,нам нужны ее обиды?
Дело в том что среди сотни тёщиных причуд и навязчивых идей,этот пунктик был особенно ею любим-аккуратная мужская прическа,в отсутствие оной человек воспринимался в лучшем случае как недостойный её королевского внимания,в худшем-личным врагом.Будучи преподавателем в университете она для студентов была и есть сущим наказанием,будь ты хоть семи пядей во лбу,но экзамен сдать ей неаккуратно одетым и с растрепанной прической - положительно невозможно.
И да,месяц назад я был предупрежден о том что сегодня в ресторане мы будем отмечать годовщину свадьбы этой славной женщины с вышколенным как прусский солдат тестем,отставным военным летчиком не боявшимся ни черта ни ладана,но терявшимся под натиском любимой женушки.
В общем во избежание обид и упреков,наскоро перекусив я пешком отправился к близлежащей торговой площади где соседствовали три парикмахерских.В первых двух результат был предсказуем,миниум за неделю нужно было записыватся,была надежда что кто-то не пришел и будет свободное окно,но не повезло...Оставалась еще одна парикмахерская-опасный и непредсказуемый вариант.Лет двадцать назад я подстригался в ней,единственный мастер он же и хозяин салона внимательно выслушал меня и подстриг на свой лад проигнорировав мои пожелания.В ту пору парикмахеру было под шестьдесят лет,следовательно на сегодня ему было под восемьдесят...да уж,так сказать лишних двадцать лет опыта....,но пожалуй рисковать лучше не стоило.
Возвращаться домой,брать машину и ездить вечером в поисках открытой и свободной парикмахерской не хотелось,вернутся нестриженным - плохо, решил посмотреть хотя бы со стороны что происходит у дедушки в салоне.
Вообще-то это была очень грустная картина,одинокий старик сидел на старинном с чугунными завитками и обшитом коричневой кожей парикмахерском кресле,клиентов не было и как кажется не предвиделось....Что-то в этом было невыносимо печальное и безнадежное...И так мне как-то жалко его стало,что презрев свои предчуствия я зашел в парикмахерскую.Заметив мою неуверенность, дед уступая мне кресло приободрил:
-Не переживай и не грусти парень,подстригу в лучшем виде , лучше скажи как будем подстригаться,весело пощелкивая ножницами спросил вновь востребованный мастер-парикмахер.
-Мне только чуть подровнять, решил я свести риск к миниуму.
Мастер с понимающим видом покачал головой,отложил ножницы и взял машинку,поменяв в ней насадку он одним плавным движением выстриг мне по центру головы полосу под ноль...
Я сидел в кресле и смотрел в зеркало - в нем отражался задумчивый гоблин,мне и так говорили что рожей на бандита похож,а тут с наголо выстреженной полосой я бы и сам побоялся бы встретится в подворотне со своим двойником.
Да,дедушка посмотрев мне в глаза через зеркало и осознав что что-то пошло не так из парикмахерской убежал,мне же из салона ходу не было,первый же полицейский завидя меня конечно вряд ли бы открыл огонь на поражение,но рисковать не стоило,уж больно дико я выглядел-рост под два метра,вес сто двадцать,пара шрамов оставшихся после аварии на лице и выбритая наголо полоса на голове завершала образ особо опасного маньяка.
Через пять минут от лица деда пришел переговорщик-владелец соседней обувной мастерской,он с опаской минуту рассматривал меня через витрину,потом собравшись с духом прошел в помещение.
-Слышь,братан,не убивай деда,он и так на ладан дышит.Дед извиняется и в качестве компенсации предлагает эту стрижку и последующие бесплатно.
-Скажи деду чтобы спокойно возвращался и достриг,я не в претензии,уши не отрезал,нос на месте и то ладно,а так-то сам понимал на какой риск шел...
Пожилой парикмахер вернулся,извинился сославшись на возраст и быстро достриг оставшиеся волосы,новый образ мне как когда-то Кисе Воробьянинову неожиданно понравился,так что деньги я ему заплатил.
Жена умилилась при виде моего лысого черепа,чем то он ей приглянулся.-Экий ты у меня разбойник,нежно сказала она погладив мою голову.-А вот мама наверное не оценит-грустно добавила супруга...
Позже в ресторане теща прогнозируемо отреагировала на мой новый имидж негодованием,она восприняла его как личный выпад с моей стороны,по её мнению в невидимой шахматной партии которую она вела со мной я объявил шах и улучив момент когда я дарил ей цветы она тихо сказала что следующий ход за ней и я еще пожалею о своей выходке.
Через полгода у тещи день рождения и если волосы успеют достаточно отрасти,то приду её поздравить с ирокезом,так сказать-мат поставлю…

Подарок для папы Когда ты ребёнок - это открытия каждый день.
Когда ты городской ребёнок
- это центральное отопление, завтрак на утренней кухне под рассеянным
взглядом непроснувшейся ещё мамы, теплые носки, нагретые на батарее в
ванной, сизый свет от фонарей на заснеженной дорожке, ведущей в школу.
Пока идёшь в школу, вспоминаешь лето в деревне. "Скрип-скрип", - говорит
снег под ногами. А ты прокручиваешь, как мчался на велике по пыльной
дороге, вниз, туда, где озеро и лягушки. И боялся свалиться, потому что
разогнался. Как давно это было, ужас! Целых пять месяцев назад, а ты всё
ещё помнишь, как пахнет свежескошенная трава и как в кружке парного
молока плавали соломинки. Как долго тянется время, ну что ты будешь
делать! Ещё только пятый класс и тебе ещё учиться столько лет, что
представить страшно. Нет, дождаться момента, когда ты станешь взрослым,
решительно невозможно. Как только родители дождались, как вытерпели?!
Одно радует - они всё же вытерпели, значит, и у тебя получится. Ну да,
это ждать, пока вырастешь - долго, а путь в школу быстрый, вот она,
зараза, стоит и светится окнами. А первым уроком этот проклятый инглиш,
ху из он дьюти тудей, ну просто каторга!
- Знаешь, Мишка не просто хулиган, а хулиган сознательный! - расстроенно
говорит мама папе вечером.
- Ну, что он опять? - говорит папа, закрывая дверь в кухню. Родительские
разговоры о воспитании Мишки Мишке слушать не положено. Но Мишка
крадётся в коридор и там, втиснувшись в угол, замирает, будто суслик -
столбиком. Дверь на кухню приоткрыта, так что Мишке почти всё слышно.
- Я не говорю про то, что учится он только из-под палки, наверное, все
мальчишки такие, - говорит мама, - но ведь он совершенно не слушается!
Ругаться с ним я не умею, рявкать на него мне жалко, а слов, слов,
обычных слов он не слышит! Вещи валяются кучей, в комнате бардак,
умываться не загонишь, так ещё и хамит! Сказал мне сегодня после школы
"Много ты понимаешь, нашлась тут!" - и дверь перед носом закрыл. Как
тебе это?!
Отец, крякнув, закуривает и кричит "Михаил! Иди сюда!". Мишка вздыхает и
медленно идёт пред светлые отцовские очи, шаркая тапками по линолеуму.
- Чо? - говорит Мишка, просунув голову в дверь.
- Не "чо", а что, - хмуро поправляет папа, - И будь любезен, дай нам с
мамой посмотреть не только на твою физиономию, но и на остального тебя.
Проходи целиком, давай-давай!
Мишка идёт на середину кухни и встаёт перед родителями, повесив голову.
После головомойки Мишка сидит в своей комнате и представляет, как уедет
работать полярником, - а что? Сбежит, доберётся на поезде, уговорит
проводников, скажет, что сирота - и всё, и эти никогда не узнают, куда
пропал их сын! Вот тогда они вспомнят, как были к нему жестоки!
"Разгильдяй!". "Ты почему в глаза не смотришь, что, сам понимаешь, что
это гадко - маме хамить, да?". Хамить! Да если бы он решил хамить, мама
бы в обморок упала! Подумаешь, ну, сказал "нашлась тут" - и чего? Она же
как банный лист! Знали бы они, какие он знает слова, чтобы нахамить -
уши бы в трубочку свернулись! Мишка сидит, распаляясь, кончик Мишкиного
носа краснеет от жалости к себе и несправедливости родителей - и в конце
концов предательская слеза таки капает на коленку будущего полярника.
Папа заходит вечером, пожелать Мишке спокойной ночи. Мишка лежит, гордо
отвернувшись к стене.
- Мишук! - говорит папа, - Ты получил за дело, дружище. И ты это
понимаешь, потому что ты умный и справедливый.
Мишка лежит, не поворачиваясь, но отчаянно желая, чтобы отец его обнял.
- Мишук! - папа треплет его волосы, - Давай мириться? Только серьёзно,
по-мужски, прошу тебя - не обижай нашу маму. Она девочка, её стыдно
обижать. Ты ведь взрослый парень, должен понимать, а, Мишук?
Мишка поворачивается к папе, садится на кровати и обнимает отца. Тот
смеётся и колет его своей бородой, заграбастав Мишкино щуплое тельце в
свои ручищи.
- Пап! - говорит Мишка, - У тебя ведь скоро день рождения?
- Через две недели с хвостиком, - отвечает отец.
- Можно, я тебе сейчас подарок подарю? Можно? - и Мишка заглядывает в
смеющиеся отцовские глаза.
- Тащи! - соглашается отец, которому тоже вечно не хватает терпения
дождаться праздничной даты.
На дворе ночь. Мишкины родители сидят на кухне и пьют чай.
- Надо же, будто в лето вернулись, - говорит мама, прихлёбывая душистый
чай из кружки.
- Он у нас с тобой хороший, - говорит папа, - Балбес, конечно, но
хороший парень растёт, понимаешь?
- Понимаю, - отвечает мама и смотрит, улыбаясь, на коробку из-под обуви.
В коробке - мята, душица, зверобой, мелисса, смородина, листья вишни -
всё то, что Мишка с дедом собрал в деревне летом, зная, как папа любит
такой вот чай. Коробка оклеена бумагой, а на ней написано фломастером,
крупно, Мишкиной рукой - "Чай для папы"
(C)prosvetj:
Вот, решила вечером под чай с плюшками пазл собрать. Обычный банальный пазл, головоломку, кусочек к кусочку.
Ну чо, управилась)))
У меня эти пазлы крепко связаны с двумя людьми. Первый человек - моя дочь. Я в бытность диджеем на "Мастер-радио" как-то в эфире проговорилась, что вот мой ребёнок обожает пазлы.
Тогда диджеев очень любили и баловали. Моей дочери подарили два пазла. Будучи смышлёным киндером, она их быстро изучала и через пару дней уже складывала как корейский солдат автомат Калашникова. Меня это всегда занимало, я могла смотреть на собирание ею пазлов как смотрят на костёр, реку и что там ещё.
А второй человек - один из моих бывших начальников, Паша. Человеком он был хотя и молодым, но очень сосредоточенным, целеустремлённым и требовательным. Он занимался фармпрепаратами, я у него работала переводчиком. Дисциплина в конторе была железная. Рабочий день начинался в 8:00, кто не добежал - за каждую минуту минус доллар из зарплаты.
Ко мне Паша относился уважительно, но как-то раз из-за сильного гололёда я не просто опоздала - опоздала на полтора часа. Просто транспорт весь остановился, потому что на ледяную дорогу с неба ещё и дождь лил. Паша подумал, но всё равно всех, кто тогда опоздал, оштрафовал по схеме.
Так я лишилась практически половины зарплаты.
Зло я, конечно, затаила. И на день рождения подарила любимому шефу индивидуально от себя подарок - огромный пазл размером с ковёр на стену, пейзаж с замком.
На следующие день в восемь утра Паши не было. Все сильно удивлялись, потому что он непьющий, вообще-то. Ну, словом, правильный был пацан аж зашкаливало.
Не было его и в девять. В десять тоже не было. Появился он только без четверти двенадцать. С жутко красными глазами и хотя и сдержанным, но помятым видом. Не вынимая калькулятор, сказал бухгалтерше, чтобы вычла из его зарплаты 225 долларов, после чего снял со стены бумажку с собственным приказом о штрафах.
А проходя мимо меня, украдкой показал мне фак и тихо сказал:
- И всё-таки я его собрал.