Жили на Западной Украине два брата - Тарас и Грицко.
Пришла советская
власть. Тарас в колхоз пошел, на трактор сел, а Грицко все у себя
на хуторе. Пришли немцы - Тарас в партизаны, а Грицко в полицаи.
Вернулась советская власть. Тарас из леса вышел, и снова в колхоз,
на трактор. Ну а Грицко - в Сибирь, на лесоповал. Однако время быстро
бежит, вернулся Грицко домой. Только в селе жить не стал, не простили
ему там его полицейской удали. Устроился в райцентре, механиком при МТС.
Глядишь - а он уже и бригадир, потом начальник смены, и так вот вырос
до председателя районной Сельхозтехники. А брат его, Тарас, все в колхозе,
на тракторе. Приехал он как-то в район, зашел к брату, сели, горилки
выпили.
- Не пойму я, Грицко. Я всю жизнь честно пашу, а все простой тракторист.
А ты вот, предатель, в лагере отсидел, а большим начальником стал?
- А все правильно. У меня в анкете - брат герой-партизан. А у тебя кто -
полицай!
Мой отец воевал немного.
Его призвали в 42м, и после сокращенных командирских курсов, как и миллионы других, кинули в окопы. В среднем жизнь комвзвода на передовой длилась месяц-два, а он пробегал четыре. Пулеметная очередь выбила глаз, разорвало легкое. И сделала неподвижным колено. В 20 лет он стал инвалидом первой группы.
Он не сдавался. Закончил юридический, работал адвокатом, запоминая дела на слух. Конечно, это были безденежные дела (в Донецкой консультации он был единственным не-вечно-угнетенной национальности ).
Практически слепым, он рассказывал мне о планерах, путешествиях, охоте, фотографии... всем тем, что забрала у него война.
Только вот никогда не говорил о войне. Никогда не ходил выступать перед школьниками. Ездил только на встречи с фронтовиками, но никогда не брал меня. Он говорил, что лучше это скорее забыть. Даже на передовой он не научился пить и курить. Только однажды, в конце восьмидесятых я увидел его пьяным. Девятого мая он вернулся со сбора странно молчаливым, купил и выпил бутылку, и стал безудержно рыдать. Мне все растерялись. А папа достал с антресолей драный фанерный чемодан, где, как оказалось хранил свои фронтовые записки, фото, награды, какие-то памятные вещи (почему-то запомнились коробочка зубного порошка, станок для заточки безопасных лезвий, и кисет с вышитой надписью «защитнику Родины»).
Он сказал, что на встрече из всего полка он остался последним.
Он рассказывал про фронт. И это было совсем не то, что показывали в фильмах. Это было страшно. Я жалею, что не записал тогда. Никогда больше он не повторял. Но до сих пор помню, как он рассказывал про расстрел дезертиров перед строем, и как его поразило, что об их предательстве сообщат на родину (это означало смерть для родни), и о том как полк промаршировал поверх наспех вырытой могилы с расстрелянными. И о жизни в оледеневших окопах с дерьмом. О голоде. И о том что иногда больше всего хотелось поскорее быть убитым...
Он умер. Где-то я рад, что он не увидел малолетних новых нацистов и недобитых эсэсовцев на парадах, и бандеровскую cboлoчь у руководства... И я считал, что с моим переездом в Торонто все это останется позади.
Но однажды я спросил младшую дочку, которая проучилась уже в канадской школе, что она знает о второй мировой. Она честно повспоминала уроки и сообщила, что война началась с того, что немцы стали обижать евреев, а потом за них заступилась Америка, и она вместе с канадским десантом победили Гитлера.

Нет уже в живых нашей собаки - немецкой овчарки Дуси, но некоторые истории героиней, которых она была рассказываются до сих пор.
У собаки
было нормальноек чувство юмора и все об этом знали. И была она любимицей
всего подъезда, любила ходить в гости, как и все собаки любила когда её
угощали, но попрошайкой не была и на вкусняшки не велась. При случае
могла и рыкнуть и цапнуть. Но рассказ не об этом, а о говорящих птичках.
У соседей Виталия и Ольги жили птички. Кенарь Кеша и волнистый
попугайчик Петя. Кенарь красиво и заливисто пел. Такие трели с такими
переходами - я не слышал никогда. А попугайчик говорил: Петя птичка,
Петя хороший, хороший. У птиц была свобода. Они летали по гостиной,
свободно перелетали по комнате. Конечно же, метили всё, что можно.
Склёвывали с тарелок вкусненькое. Садились на головы и руки. При этом у
каждого была своя клетка с открытой дверцей, в которые они улетали устав
от свободы.
Но вот однажды мы с Дусей пришли в гости. Да я забыл сказать, что
реакция у собаки была мгновенной. Природные данные и постоянные
тренировки: ловля мух и комаров в полной темноте... Стоим в прихожей,
ждём когда нам разрешат пройти. А в это время попугайчику вздумалось
пролететь над головой у собаки. На дальнейшие действия мозг просто не
среагировал настолько всё быстро произошло. Была птичка и нет... И даже
не чирикнула. Из закрытой, не очень маленькой пасти овчарки торчали два
радужных попугайских крылышка... Немая сцена. Очень похожая на символ
нашего Аэрофлота Собака не знала, что ей делать дальше со своей добычей.
А все участники сцены просто онемели. Положение спасла Ольга - хозяйка и
воспитательница птички. На чистом ультразвуке она заорала: Дуууусяяя...
яяяяяяя!!!! Дуся была собака очень вежливая, да она и так поняла, что
сделала что-то не так. Пасть открылась попугайчик из неё выпорхнул и
как-то зигзагом полетел в свою клетку. Ничего сломано не было. Никаких
укусов и физических травм. Только нервный срыв у бедного попугая. Для
начала он полинял. Потом перестал разговаривать. Потом как-то неуверенно
вспомнил, что он Петя и очень хороший. Но вот истошный вопль:
Дууусссяяя...! он повторял в точности. К птичкам в гости с собакой мы
больше не ходили. Собаке такие душевные травмы были ни к чему.
Давным-давно рассказала подруга.
Отдыхала она в Таиланде, и купила экскурсию на слонах по джунглям.
Замешкавшись, она вышла на слоновью парковку и увидела, что все приличные слоны были уже разобраны алчными немцами, а ей достался мелкий слоник, с ушами как у Дамбо. И шел он в самом конце слоновьего ряда, постепенно отставая. Подруга совсем приуныла, поняв, что и обеда ей возможно не достанется, слишком медленно и уныло плелся слоник по джунглям. В итоге все слоны ушли далеко вперед, они остались одни на дороге.
Однако погонщик слона сохранял уверенный и счастливый вид, говорил ей не беспокоиться, что они точно успеют, а на вопрос на зовут животное, ответил, что-то типа Быстрый Ветер.
Сарказм им не чужд, подумала подруга.
И тут вдруг за спиной у слона раздался дикий треск, по-видимому, какое-то старое дерево треснуло. Слон подскочил и понесся, развив вторую космическую скорость, только уши трепыхались, да встречный ветер не давал даже вздохнуть.
Короче, она успела не только пообедать, но даже пару раз чайку попить, пока измученные немцы не начали вываливаться из своих сидений.
- Хороший слон, быстрый, - довольно сказал подошедший погонщик, - только немного труслив.
После Второй мировой войны Теодор фон Карман (венгерский физик, один из основателей аэродинамики) читал лекции в Пасадене (Калифорния) и в Ахене.
Этот крупный учёный консультировал несколько авиационных компаний и мог бесплатно летать через океан на лайнерах одной из таких кампаний.
Для уже пожилого учёного такие поездки иногда оказывались утомительными, но спасало положение то, что и в Ахене и в Пасадене фон Карман читал очень похожие курсы лекций.
И вот однажды, прилетев в Пасадену, фон Карман взял ахенский конспект и начал свою лекцию. Через некоторое время по лицам студентов он понял, что материал до них не доходит, и только тут сообразил, что он читает лекцию по-немецки.
Фон Карман обратился к аудитории:
«Почему же вы молчите?»
После недолгой паузы один из студентов признался:
«Профессор, не расстраивайтесь! Говорите ли вы по-немецки или по-английски – это неважно, мы всё равно понимаем не больше».
В деревню с городу приехал Николай со своим псом на выходные к родне.
Собака - овчарка немецкая, чистокровка, медалистка по дрессировке, по экстерьеру, очередь на случки. Официальная родословная начиналась, наверное, от волков выкормивших создателей Рима. И на деле, действительно, умная собака, идеально слушалась, выполняла команды, не реагировала на брёх местных тузиков.
Поздним вечеров вся деревня долго слушала отчаянные крики хозяина:
- Да пошли уже.
- Давай, вставай, скотина жирная.
- Ко мне, сколько ждать буду
- Что нажрался? Что, мать твоя cуka, не кормят тебя дома?
Следующим утром рассказали что было.
Николай пошел на ферму что-т донести оттудова до хаты.
Там после вечерней дойки вынесли молока парного ему - кружку, псу - ВЕДРО 12-ти литровое!!!
Несчастный друг человека никогда в жизни не пробовал сего, и опустошил посуду и еще вылизал стенки, как и не снаружи.
Теперь представьте, как шел пес - уже колобок. Делал пару шагов и садился на задницу. После нагоняя - еще пару шагов....
А в его глазах были и вина и блаженство...
И снова о фамилиях.
Собственно, не столько о фамилиях, сколько
о судьбе-насмешнице.
Преподаватель на курсах повышения квалификации рассказала.
Была она в свое время студенткой университета лингвистики. Один
из иностранных языков у них вел умный, молодой, красивый преподаватель.
И, естественно, студентки очень старались не упасть в грязь лицом
перед живым воплощением своей мечты. И одна из ее одногруппниц,
симпатичная девушка по фамии Турок (ударение на второй слог), не была
тому исключением. Да вот преподаватель постоянно поддразнивал ее:
- На этот вопрос ответит нам ТУрок…ТУрок, пожалуйста, к доске…и т.п.
В ответ на что девушка миллион раз настаивала на том, что она не ТУрок,
а ТурОк, но все было бестолку (думаю, что с возрастом она поняла,
что то добродушное подшучивание было знаком внимания).
И вот первое занятие после летних каникул. После взаимных приветствий
любимый преподаватель замечает обручальное кольцо на пальце студентки:
- ТУрок, я вижу вас можно поздравить?! Наконец-то вы избавились
от своей нелюбимой фамилии! Кто же вы у нас теперь?
Бедняжка, за долю секунды отчаянно покраснев, обреченно:
- НЕМЕЦ…
Есть у меня подруга, котоая последнее время обитает в Германии (говорит, что учится там).
Так вот, там где они учатся, есть общага, в которой
живет большое количество русскоговорящих студентов (русские, украинцы
и др.).Соответственно все попойки проходят с НАШИМ размахом и мало кто
выживает :) Но случилось так, что она встретила там немца и началась
у них любовь-морковь. Немец этот, Маттиас, кстати, достаточно сносно
говорит по-русски, а пить - не пьет, но... Как-то раз вся общага
в очередной раз что-то праздновала, но праздновала дома у Маттиаса,
где его и окучили (бедняга, не знаком он с нашими дозами спиртного).
Дальше - сцена...
Вся нетрезвая толпа возвращается в общагу, впереди гарцует Маттиас.
Стук в дверь общаги,радостные вопли и все такое.
Вахтер - Кто там ?
Маттиас (заплетающимся языком, но по-русски): - Это мы, пьяные русские!!!
........во что значит - культура !

Из маминых воспоминаний о послевоенном детдоме … У нас была уборщица, которая иногда бурчала себе под нос:
«Моом-моом, вытирам, зарплату не давам…»
Мы её так и звали – Мом-мом вытирам.
- Кто сегодня дежурит?
- Мом-мом, вытирам.
_
Я попала в детдом сразу с Украины. Русского языка не знала. Смущалась и стеснялась этого. Старалась отмалчиваться. А ко мне подходил заводила мальчишек и спрашивал какое-нибудь украинское слово. Благодарил, возвращался к мальчишкам, и гордо провозглашал: «Цыбуля!». Все почтительно затихали. Иностранец, же. Полиглот! И только он в этот день был вправе щеголять этим знанием. Остальные не смели.
__
Дамбу между прудами в парке ремонтировали пленные немцы. Мы мимо них ходили в школу. Они мерзли в своих тонких шинельках. И выглядели истощенными. Мы их иногда угощали какими-то крохами своей еды.
Они отказывались. Они знали, что мы детдомовцы. Дети погибших на войне.
__
Все учителя-мужчины были фронтовики. Донашивали военную форму. И если на каких-то мероприятиях мы собирались гурьбой возле кого-то из них, или просто общались после уроков, то каждый норовил прикоснуться к военной форме. Оттесняли друг друга, подбирались поближе…
__
В школе нам на большой перемене давали «паек». Мы это так называли. Кусочек черного хлеба размером со спичечный коробок, с лежащей на нем конфетой «подушечка». Такая кофейная карамелька без обертки с повидлом внутри.
__
В детский дом привели двух братьев-погодков – Толю и Женю.
Отец их, как и все наши отцы, погиб на фронте, а мама умерла вскоре после войны. Изголодавшиеся они были. А хлеб нам давали по норме на каждого. Допустим, 150 или 200 грамм на каждый прием пищи – не помню точно. Повариха резала буханку ломтями. И ещё нарезала кусочки маленькие. Клала на весы кусок, и добавляла подходящий довесок. С этим строго было. И каждому выдавали порцию эту по весовой норме. Кусочек хлеба с довеском.
А Толя и Женя подходили потом к ней, и Толя – старший – просил:
- Марьиванна, дайте, пожалуйста, хлеба ещё кусочек!
А Женя сразу добавлял:
- Ну хоть довесочек!
Они всегда были вместе, эти братья.
Их в детдоме звали – Кусочек и Довесочек.
__
Милка Григорянц была заводилой. Боевая, энергичная, быстрая и смышленая.
Однажды прибегает из парка, (Мы считали своей территорией не только огороженную усадьбу Лажечникова, в которой жили, но и весь парк..) и кричит: «Быстро все за мной! В парке шпион! Его надо поймать и отвести в милицию!»
Мы – гурьбой за ней.
Подкрадываемся к парню, который спит, вольготно раскинувшись на траве. Под головой – книга.
Мы окружили его кольцом, взялись за руки, Милка крикнула: «Вставай! Ты попался!» Парень недоуменно смотрел на нас:
- Дети! Что случилось!
Милка сурово пояснила:
- Поведем тебя в милицию, шпион!
- Почему же шпион? Я – студент.
- А чего книжку под голову положил?!
Мы, вот так, окружив его кольцом и взявшись за руки, довели его до милиции. Он шел мелкими осторожными шажками, чтобы не наступить на нас.
Это был первый студент, которого я видела. Я тогда уяснила, что студенты спят, положив под голову книжку.
А Милку в детдоме с тех пор звали – Герой Советского Союза.
Любовь (Быль, история рассказана Ричардом Б.
, крестьянином)
В том, что мужчины сентиментальны (в отличие от хладнокровных и расчётливых женщин), никто и не сомневается. Как только в сугубо мужской компании заходит речь о любви, то у всех участников беседы на глаза наворачиваются слёзы, уголки губ печально опускаются, а голос очередного рассказчика, приступающего к исповеди на тему личных страданий, предательски дрожит, выдавая тщательно скрываемые чувства. В общем-то, поэтому мужики и перескакивают сразу же на похабные басни – чтобы не расплакаться от горя, вспоминая, как их бросали возлюбленные, клявшиеся в вечной любви до гроба.
Но Ричард даже среди мужиков выделялся. Каждый раз, когда заходила речь о любви и семейной жизни, Ричард хмуро отворачивался и пил чай, мрачно уставившись в пол и в разговоре участия не принимая.
В колхозе, где мы собирали картошку, Ричард был самым старым, дорабатывал до пенсии, до которой оставалось ему буквально год-два, не больше. Поэтому мы и не задумывались, с чего это мужик грустно сопит, каждый раз, когда кто-то трепетно вспоминает о ждущей его дома красавице-жене.
А однажды Ричарда прорвало. И он, путаясь в русских словах, иногда переходя на латышский язык, иногда замолкая чуть ли не на час, рассказал историю своей любви. Пока рассказывал, мы внимательно слушали. Когда закончил, посидели ещё минут десять молча, потому что говорить не хотелось. Потом встали и разошлись по палаткам. И все оставшиеся до окончания отработки дни о любви речь больше не заходила.
Историю Ричарда я рассказываю так, как запомнил. Она правдива. Никто из тех, кто слушал Ричарда той ночью, в этом не сомневается – достаточно было видеть его глаза и слышать его голос.
***
Ричард родился и рос в небогатой крестьянской семье в предместьях Риги, на лесном семейном хуторе, там, где до сих пор лес не вырублен, хотя застроен дачами и хотя сегодня из центра города машина добегает до этих мест минут за двадцать.
В сороковом году Латвия стала частью Советского Союза, но крестьянская жизнь совершенно не изменилась, — наверняка, потому, что для изменений просто времени не хватило, так как меньше, чем через год, пришли немцы. Почти без боёв, споро, чётко, культурно, с отданием чести и выплатой марками за потребляемое молоко. Всё остальное крестьян не интересовало, разумеется.
В следующем году стало не по себе, потому что сельских парней стали забирать в армию и отправлять во фронтовые части СС (вот не надо про «добровольность СС» для латышей, ладно?) откуда живым мало, кто возвращался, так как латышей немцы направили в болота, где лихорадка косила мальчишек не хуже русских пуль (впрочем, с советской стороны тоже латыши стояли, зачастую родственники даже перекрикивались).
Ричарду в СС не хотелось, тогда ему предложили на выбор либо подводную лодку, либо место стрелка в бомбардировщике. Поэтому родители приволокли корову, добавили к той пару овечек, что-то ещё, ну, как водится у порядочных людей, после чего Ричард получил белый билет и продолжал косить траву, благо, война шла где-то очень далеко и никого из близких не касалась.
А ещё через год, в середине сорок третьего, к хутору подошла тоненькая, хрупкая девчонка. Обычная девчонка-беженка с большими печальными глазами, не стоящая на ногах от усталости, голодная и промерзшая после лесных ночёвок. Девчонку хуторяне приютили и накормили, потому что беженцы в этот райский уголок не забредали, а папа и мама Ричарда, всё же были поселянами добрыми и не очень прижимистыми.
Девчонка оказалась русской, хотя и выросшей в Латвии, но в той части, где издавна русские составляли большинство и где по-латышски говорили редко. Поэтому латышский язык знала она не очень хорошо, хотя объясниться могла. В семье же Ричарда никто не говорил по-русски. Но как-то столковались. Наступала осень, требовались работники на уборку урожая, посему девушку оставили, поселили в амбаре, и та стала помогать хозяйке, вставая, как у селян принято, часа в четыре утра и работая без устали до поздней ночи.
Ну, дальше всё просто. Ричард каждый день глядел, как девушка разливает уставшим работникам горячий суп, старался подсесть к ней поближе. Вечером, несмотря на усталость, помогал выносить вёдра или почистить картошку – обычные ухищрения молодого крестьянского парня. Да и девушка его не очень-то сторонилась.
Когда уборка урожая завершилась, девушка осталась в доме, а родители, которым старательная работница приглянулась, возражать против женитьбы сына не стали. И зимой молодые обвенчались. Возникла маленькая загвоздка, потому что у невесты не хватало каких-то документов, но очередная пара овечек проблему свела на нет. Юной жене вручили новый документ, согласно которому она теперь носила гордую и древнюю латышскую фамилию, а не непонятно-подозрительную русскую.
***
Молодые друг в друге души не чаяли. Ричард жену на руках носил, любил без памяти. А жена быстро освоилась, стала сама на рижский рынок на подводе ездить, по-латышски выучилась говорить. С детьми решили обождать до окончания войны.
Полному счастью мешала война, которая подкрадывалась всё ближе. Наконец, в октябре сорок четвёртого пришла Красная армия, точно так же, тихо и незаметно, как три года назад пришли немцы. Дня через два после освобождения от немцев семья решила, что можно снова ехать на рынок, – урожай собран, продавать продукты надо… Жена Ричарда вызвалась поехать сама, хотя Ричард возражал, мол, время военное, солдаты есть солдаты, может быть, мужчинам лучше поехать. Супруга резонно заметила, что она единственная, кто говорит по-русски, поэтому ей и надо ехать. Родители по-крестьянски рассудили, что золовка права.
И жена Ричарда уехала на рынок.
Домой должна была приехать вечером. Не приехала. Ричард всю ночь не спал, рано утром помчался, оседлав последнюю лошадёнку, в город, к моменту открытия рынка. А там ему сказали, что её и вчера на обычном месте не было. Ричард упал на землю и заплакал, проклиная себя за то, что отпустил жену одну в такое время.
До вечера бегал по городу, побывав в комендатуре, в штабах частей и подразделений, опросив всех, кого только мог. Безуспешно. Когда стемнело, бросился домой в надежде, что жена, вдруг, вернулась.
Нет, она не возвращалась. И Ричард сидел, уронив голову на руки, бессильно вслушиваясь в ночные звуки, уже ни на что не надеясь.
***
А рано утром у дома вдруг загудел клаксон. Ричард, всю ночь просидевший за столом в полузабытьи и уже собиравшийся выйти со двора, чтобы теперь уже пешком пройти весь путь от дома до города, поднял глаза и завопил от радости: У ворот стояла улыбающаяся жена, в том же платье, в котором два дня назад она уехала на рынок, в тех же туфлях, весёлая и счастливая.
Ричард подскочил к супруге, подхватил её на руки и закружился в безумном хороводе. Потом осторожно вернул любимую женщину на землю и просто, по-крестьянски, спросил, где ж та пропадала два дня и две ночи…
Жена пожала плечами и так же просто ответила, что была «у своих». Ричард ничего не понял и переспросил. Жена засмеялась, потрепала Ричарда по волосам, не заходя в дом, деловито проследовала в амбар, откуда выскочила через несколько секунд с небольшой радиостанцией в руках.
Пока солдатик-шофёр грузил станцию на заднее сиденье легковушки, супруга пояснила ошарашенному Ричарду, что она не беженка, а советский лейтенант-разведчик, заброшенный в Ригу для установления связи. С целью успешной легализации ей требовалось получить настоящие документы с местной фамилией, что и было достигнуто благодаря замужеству.
Каждый раз, когда жена выезжала на рынок, она получала донесения от местного резидента, и передавала их по ночам, пока утомлённые крестьяне сладко спали.
Так же смеясь, жена заметила, что вот, мол, приходится в гражданском платье ходить, потому что располнела тут на кулацких харчах, пока весь мир воюет. Чмокнула Ричарда в щёчку, села в машину и уехала, на прощанье помахав рукой.
***
Больше Ричард жену никогда не видел. Отслужил в советской армии, отучился в университете, стал геологом. Жил в Риге, Сначала пытался жену разыскивать. Просто потому, что очень её любил. Разыскать не удалось. Написал заявление о поиске жены под предлогом развода – ведь по документам-то они были женаты, мол, пусть подпись поставит. Надеялся, что таким образом хоть узнает, жива ли жена. Через месяц пришёл конверт, в котором лежала одна бумажка – свидетельство о признании брака недействительным. Приложила ли руку к составлению бумаги супруга или нет, Ричард так и не узнал.
Он больше не женился. А когда речь заходила о любви, отворачивался и замолкал.
Вдогонку к пачке историй, посвященных животным, в основном найденышам, появляющимся тут в последние дни.
.
Так получилось, что моя первая собака - немецкая овчарка очень приличных кровей - прожила всего 1.5 года - на прогулке ее сильно испугал пес, появившийся сзади и нежная нервная система немки не выдержала - инсульт - потеря способности нормально себя вести и в конце концов пришлось прекратить совместные мучения.. но за эти 1.5 года конечно очень привык к собаке, к ежедневным прогулкам и без собаки оказалось очень тяжело..
По этой причине когда через 3 дня по пути на работу ко мне подошла какая-то бабка и предложила взять "на шапку" собаку-эрдельку - вопросов и сомнений не было никаких. Собака (сучка) была правда в ужасном состоянии - "валенок" еще тот (весна - эрдели обросшие), отит в запущенном состоянии - как оказалось, еще и парадонтоз крайней степени. Но этого я тогда не знал... Привел на работу, накормил (когда я оставил ее у рабочего места и пошел в столовку за котлетами у нее чуть истерика не случилась... "Вот тока подобрал и куда-то смылся"...)
Вечером привожу домой (сначала завел за спину, предупредил жену "а у меня сюрприз".... и показал :)
Но речь не о том..
Итак, собака хз скока времени потерянная бегала на улице - наголодалась, намерзлась... ее взяли домой... нажралась до одури... и походу "места" в ней не хватило до утра.. выхожу утром из комнаты - смотрю - у собы на лице написано "мне п...дец"... прямо видно, что все - ждет своего последнего часа... ибо она обосралась (навалила огромную кучу посреди коридора)... чо делать - вывожу на улицу.. псина идет так понуро "ну ясно... кто ж меня такую возьмет"..
Но когда мы пошли ОБРАТНО - это надо было видеть :) ЧОО ??? ДААА ???? ДОМОЙ ?? ААААААА :)
на собачьем лице была безмерная радость и счастье..
Но на всякий случай она еще с месяц перепрыгивала через лужи (чтобы показать какая она замечательная и чистюля) - пока не поверила окончательно, что нашла свой дом и не стала себя вести как и положено веселой бесшабашной эрдельке :) Ну в частности как-то я из прикола предложил ей откусить бутик, который ел - прямо изо рта... она подумала, что в нашем доме так и положено и с тех пор нет-нет да бывало - ем себе бутик спокойно и вдруг такая крокодилья челюсть хрясть - и откусывает "свою" половину бутика :)
зы: прожила она у меня 13 лет - за год до смерти случайно нашел ее прежних хозяев... а потеряли ее в 6-летнем возрасте... итого 19 лет - замечательный срок жизни для собаки.. а на 9-й день после смерти они приходила ко мне попрощаться... но это уже другая история...
Мир не без добрых людей.
В стародавние времена, только прилетев из России, попал я в страшный город Нью-Йорк. Почему страшный? Да потому, что друзей там не было, английский не знал, деньги стремительно кончались. Первый раз в жизни полетел на самолёте и сразу же в другую реальность, вооружённый лишь наивностью провинциала, зеленью молодости, да ещё и согнутый ударом в поддых от жёсткого кидалова (как-нибудь потом расскажу), но... скрежет зубов и желание доказать самому себе, что я не пацан-тряпка, заставили меня положить обратный билет с открытой датой куда-нибудь подальше...
Пара адресов, полученных заблаговременно ещё в России, повздыхали, посочувствовали и показали на дверь.
- У меня гёлфрэнд новая... Ты знаешь, здесь это не принято (Б2 копирайт).
- Моя руммэйтша не очень любит, когда ко мне приходят друзья. Пара ночей - это максимум, что я могу предложить.
- Мы скоро переезжаем, нам надо упаковывать вещи... Сегодня переночуй, а завтра мы тебя отвезём в отель.
Что делает свежий уезжант из России в таких случаях? Правильно, он едет на Брайтон Бич и, несмотря на проблемы, по-детски радуется, узнавая те самые вывески из "Брата 2" и встречая чужих таких русских, в норковой шубе да в сентябре, но с советской сеткой с продуктами. Такие ещё привычные насупленные лица, как бы говорящие: "Чево вылупился? Вот ужо я тебе сейчас батоном по сопатке!" То тут, то там - такие чуднЫе и в то же время безликие:
- Привет! Как дела?
- Привет... Как дела?
Пока этот свежий уезжант ещё не радуется чёрному хлебу, копчёному салу, халве и прочим маленьким радостям заморской уже экзотики... Пока ещё, съев самую дешёвую сосиску из туалетной бумаги с поролоновым хлебом за доллар, он вращает глазами, всему удивляется, настороженно вдыхает новые запахи непонятных улиц и ищет глазами те обещанные хорошие дороги и шик-блеск, так глубоко укоренившийся от красивых сказок. Но... хватит хлопать ушами, пора и делом заняться.
Денег оставалось максимум на неделю, поэтому работа нужна была любой ценой. Собрав несколько русских газет и каких-то распечаток (как мы жили без интернета?..), стал я прозванивать объявления.
- Бэбиситтер не требуется? Как, водительские права нужны? Эх, ну ладно...
- Охранная компания? Да, я в отличной физической форме и практика некоторая имеется... Виза какая? Ну... хорошо, когда сделаю, обязательно вам позвоню.
- Компьютерный сервис? Конечно, я хорошо знаю защиту сетей и даже сертификат имеется... Чем в Москве занимался? Да чем только не занимался... Ну нет, нет у меня права на работу.
Но стучите, и вам откроют... Наконец, со мной согласился встретиться какой-то мужик. Назначили место встречи. Нет, не в офисе, не по адресу, а около станции метро в Бруклине. И, по закону жанра, мужик на встречу не является. Как же так? Иду к телефону автомату, кладу барсетку сверху будки и начинаю набирать номер. Тут ко мне подходит этот мужик.
- Вы работу искали? Прошу прощения за опоздание. Других ребят забирал - немного задержались...
В минивене уже было несколько разношёрстных бедолаг, таких же как я. Так вот они какие, нелегалы...
Ехали мы долго - "точка" была в Нью-Джерси. Пара ортодоксальных евреев делали свой маленький гешефт в заброшенном здании какого-то заводика. А бизнес-модель была простая. Золотые браслеты, жутко разбавленной пробы, вручную гравировались русскими нелегалами за поштучную грошовую оплату. И, потом, отправлялись в какую-нибудь страну 4-го мира. Золотая пыль заботливо сметалась пейсатыми в специальные коробочки, ибо копейка рубль бережёт! Но, конечно, русские умельцы, работающие там чуть ли не годами, ухитрялись заметать золотишко себе в карман... Один потом даже золотую розочку отлил для своей дочки.
Но чу... что-то мой целлофановый пакет легковат. Пачка печеньев и два банана. Чёрт, где барсетка? Кинулся в минивэн - ничего. Блин, я оставил её на таксофоне. А там - всё! Паспорт, приписное, обратный билет, кошелёк с какими-то копейками, все адреса и телефоны... Короче, ушло очко на минус. Я реально никогда так не пугался. А ведь прошло уже почти полдня! Стал просить того мужика, что меня привёз, чтобы вернул меня обратно к тому злосчастному таксофону. Но нафига ему такой гемор? Терять оставшиеся полдня на то, чтобы катать меня туда-сюда? А кто платит за бензин? А может этого парня вообще на работу не возьмут! Первый день работает, а только сидит и страдает - как он будет теперь восстанавливать паспорт. Да нахер он нужен?
Короче, не повёз меня никто. Пешкарусом через Гудзон не вариант, такси бесплатно не возит. Пригорюнился я. Уже приготовился петь "саа-а-ми-и мы не ме-е-стные-е-е" и лечь костьми перед русским посольством.
И при этом, дрожащими руками ещё пытался нанести гравировку, на этот долбанный золотой браслет каким-то доисторическим пневмо-молоточком. Первый раз в жизни. Аж 10 штук сделал! По 50 центов каждый...
Всё проходит, прошёл и тот день. Повезли меня обратно в Бруклин, высадили у того самого таксофона и помахали ручкой. Конечно, барсетки там не было. Вляпался так вляпался.
Бруклин - достаточно большой район Нью-Йорка, далеко не весь говорящий по-русски. Так вот, таксофон тот был совсем не в русском районе. Итак, кто виноват и что делать? Кто виноват... сам виноват... растяпа... Что делать? А вот с этим непонятно. Языка на тот момент я не знал. Всю жизнь до этого учил немецкий, перед полётом проштудировал первый том Бонка, на этом всё.
Но, делать нечего, пошёл я вникуда. Начал обходить ближайшие магазины и говорить одну и ту же фразу: "Дид ю си сам пэйперс? Паспорт?" Те сначала смотрели на меня глазами по пять копеек, а потом расплывались в дежурной улыбке и что-то лопотали... Даже если бы они сказали "Да, мы нашли" - я вряд ли бы их понял. Но! Хотите верьте, хотите нет, через полчаса такого блуждания, в паре блоков от места потери, нашлась моя барсетка в одном из магазинов! Мне её сразу же вынесли. Слава паспорту с фотографией - опознание было легче понимания моего ломаного английского, состояшего всего из нескольких слов... И, что удивительно, всё было на месте! Даже крохи наличности, которые там были. Не совсем понятно, почему барсетка укочевала на несколько сотен метров, но, главное, что её отнесли в целости и сохранности.
Вы скажете, что, наверное, всё-таки есть у меня ангел-хранитель, к тому же прокаченный до 7-го уровня? А я вот думаю, что это просто мир не без добрых людей. Если Бог есть, дай здоровья и долгих лет тому человеку, что спас моё будущее. Ведь всё могло пойти совсем иначе...