Жили-были в доме люди.
Батареи просят огня.
После того, как алконавты покинули наш подъезд, оставался только один нерешённый момент – вода. Согласен, тоже не поверил вначале. Все-таки, Минск, столица центра Европы. А по утрам вместо горячей воды шла еле теплая, по вечерам – тоже, по ночам … По ночам вообще-то надо спать, а не мыться.
Причина этой беды скрывалась в подвале, где стоял ответственный за подогрев бойлер. По слухам, он был стар. Очень стар.
Легенда гласила, что водонагревающий агрегат захватили казаки атамана Платова. У французов, под Лейпцигом, в 1813-м. Наверное, этим и объяснялись странные звуки, доносившиеся по утрам из подвала: вздохи, чихание, приглушённое «же не манж па си жур» и «ми есть стафаться, только не бейте».
В общем, удивительный раритет, конечно, пытался работать, но… Ресурсы донельзя изношенных механизмов радовали по-настоящему горячей водой лишь пять-семь минут, раз в неделю, четную.
Все звонки в ЖЭС заканчивались одинаково – уставшая диспетчер обещала «прислать слесаря». Кстати, приходил толковый мужик, Алексей. Он реально творил чудеса, каким-то невероятным способом умудряясь заводить бойлер. Но этого хватало всего на несколько часов, а потом заслуженный ветеран подогрева опять задумчиво вздыхал и кому-то сдавался.
Я терпел, долго терпел. Пока не начался отопительный сезон. Точнее, вначале был период межсезонья, помните такой? Власти уверяют, что на улице тепло, а жильцы в телогрейках с нетерпением ждут, когда эта «среднедневная температура» понизится до кем-то установленного идиотского норматива «плюс восьми по Цельсию».
В тот год зима вообще пришла неожиданно, в октябре. На улице минус три, в квартире… Утром, поёживаясь от холода и покрытый тысячами пупырышек, я отправился в ванную, как вдруг…
- Дзинь.
Не понял, что за звуки?
- Дзинь.
Опять.
- Дзинь – дзинь – дзинь, дзинь – дзинь – дзинь, колокоооольчик звенит.
- Хи-хи, - высунулась из-под одеяла кошка, - это, хозяин, у тебя бубенчики…
- Сгинь, морда, - беззлобно ругнувшись, я собрал волю в кулак и прыгнул в душ.
Ледянооооооооооооооооооооооой!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Именно тогда был рождён, не побоюсь этого слова, настоящий крик души в стихах! Под шелест холодной воды и мелодичное позвякивание мои посиневшие губы декламировали:
- Быстро сопли в ноздрях застывали,
- К унитазам примёрзли ж*пы,
- Отопление, с*ки, не дали,
- Вот тебе, б**дь, и центр Европы.
В общем, получив невероятный заряд бодрости, я отпросился с работы пораньше. Причина была уважительной: серьёзный разговор в местном ЖЭСе с начальником, которого подчиненные звали просто – Василич.
- А что я могу сделать, - он обреченно закурил, - ваш бойлер у меня скоро здесь висеть будет, рядышком.
Мозолистая ладонь показала на стену, где, хитро прищурившись, скрывал под усами знаменитую улыбку наш президент.
- В день по три десятка жалоб, - продолжал исповедь начальник ЖЭСа, - слесарь из подвала не выходит, но пойми, тут целиком систему менять надо.
При этих словах президент нахмурился.
- Я имел в виду жилой дом, - быстро исправился Василич.
Когда на портрете вновь засияла улыбка, начальник перекрестился и достал пачку бумаг:
- Смотри, это копии обращений в районное ЖРЭУ. «Нужен бойлер, бойлер нужен, нужен бойлер, бойлер нужен». А что в ответ! «Денег нету, нету денег, денег нету, нету денег. Сами интенсифицируйте, рационализируйте, организуйте. Внедряйте инновации и оптимизации. Иначе накажем». Ты вроде нормальный мужик, вот скажи, что делать? Начальству сверху ничего не докажешь, все шишки на меня. Каждое утро на ковре в исполкоме, сколько можно! Уволюсь я к чертовой матери. Надоело все. Да закуривай.
Щелкнув зажигалкой, я, уже не надеясь на чудо, спросил:
- Пару часов заставите поработать, чтобы хоть немного потеплело?
- Нет, - всхлипнул Василич, - помер бойлер, окончательно, а его бренная душа, взмахнув дырявыми прокладками, улетела в рай для механизмов и крупной бытовой техники.
Под скорбным взглядом президента мы почтили память усопшего минутой курения.
- Пойдём нетрадиционным путём, - затушив сигарету, я решительно поднялся, - поможешь?
- Что делать? - впервые за разговор улыбнулся начальник.
- Будем брать на испуг.
***
Кстати, Василич заставил меня кардинально пересмотреть отношение к работе коммунальной службы. Судите сами. Кто принимает все заявки, жалобы, кто выслушивает возмущения и проклятия в свой адрес? Работники ЖЭС. Их, как штрафные батальоны, бросают в атаку без должной артиллерийской подготовки, т.е. без финансирования. Приказ – взять высоту! Как? Молча, скрипя зубами! Не важно, что нет денег! Выполнять!
А наверху, в штабах, тишина и спокойствие. Издалека доносится грохот фронта, где-то там стреляют, убивают, ранят и калечат, но здесь хорошо, уютно и тепло. Утренняя газета, чаёк-кофеек, ковровые дорожки, чистые улыбающиеся лица вокруг. Лепота.
Разве деловито шныряющих пузатых бонстиков (чиновников) волнует, что мерзнут люди? Полноте, господа, чай, не минус двадцать на улице, можно потерпеть. И вообще, военнослужащий должен стойко переносить тяготы и лишения воинской службы, понятно? Кто сказал, что мы не в армии? Что? А ну-ка повтори!
- Повторяю, когда появится отопление в доме номер Икс по улице Игрек?
- Молодой человек, обратитесь в ЖЭС по месту проживания, - хорошо поставленный голос чиновника районного ЖРЭУ был высокомерен и полон презрения.
Кто ты еси, червь смердящий? И как посмел своими холопскими жалобами беспокоить САМОГО меня! Аз есьмь…
- … жилец, которому надоело мёрзнуть, - я пропустил мимо ушей возмущенную трель самовлюблённого бонстика, - кстати, намедни родил в муках стихотворение, посвященное вам. Приглашаю на публичную декламацию, которая состоится завтра, в 14-00, в подвале дома, прямо у почившего бойлера. Будут присутствовать телевидение и другие неофициальные лица.
- Ап, - поперхнулся от неожиданности чиновник, - какое телевидение, в смысле?
- Республиканское, в здравом. А после торжественной части съёмочную группу проведут по квартирам и покажут термометры. Они ждут своего часа в холодильниках жильцов. Надеюсь, вы простите эту маленькую подтасовку, но таковы современные реалии - телезритель обожает неприкрытый трагизм.
- Да что вы себе позволяете?
- Все, что разрешено законом и немного оригинальности, - тут я улыбнулся, - на этом откланяюсь, меня ждёт генеральная репетиция, а затем парикмахер и маникюр. Перед камерами надо сиять, как новый бойлер. До завтра.
Через два часа ехидно хихикавший Василич сообщил, что бонстики заволновались.
***
Немного отвлекусь. В чем счастье мелкого чиновника? В тихом и спокойном посиживании. Конечно, хотелось бы взлететь до уровня области или выше. Но для этого нужно что? Правильно! Незаметность.
В своих узких кругах бонстики проводят семинары, презентации, совещания и пленумы, где степенно меряются животами, демонстрируют верность начальству и озабоченность текущими проблемами. И чем озабоченнее потрясти щёчками, тем лучше. Глядишь, и обратит внимание какой-нибудь верховный бонст или даже бонстище.
Но если о тебе узнают СМИ! Смело забудь о карьере навсегда. Статью или репортаж будут передавать из кабинета в кабинет, из папки в папку. Это клеймо на всю оставшуюся жизнь: меченый, проклят! Забыл, как тебя полоскали …надцать лет назад? То-то же. Сидишь в своем Запузыринске старшим заместителем младшего помощника, вот и сиди. Нечего было выскакивать, как прыщ в ермолке.
К слову, многие чиновники по своей сути – те же прыщики, только на спине. Вроде и беспокоит, и не дотянуться. Со временем уже привыкаешь и не паришься. Гармония отношений налицо. Ты живёшь с терпимым неудобством, а неудобство – тихо ждет своего часа, чтобы исчезнуть, т.е. с почетом уйти на заслуженный отдых.
Но если ситуацию предать огласке:
- Дорогая, посмотри. Зудит, не выдержать.
Все, хана, с этого момента прыщику обеспечено самое пристальное внимание, и при первом же удобном случае….
***
На следующий день, когда я возвращался с работы, меня встречала делегация благодарных жильцов. Оказывается, уже в 8-00 к дому подъехали автобус с рабочими, трактор, кран и легковушка с бонстиком.
Последний искренне рыдал, провожая останки бойлера в кузов. А когда устанавливали новый – вообще хлебал из горла валерьянку. Дом был капитально вычищен от крыши до подвалов. Вымели все – мусор, пыль, трех бомжей и крысу Настю. Заодно покрасили скамейки, заменили лампочки в подъездах и (даже) восстановили освещение во дворе, которое не работало со времен коллективизации.
Заранее прошедшие инструктаж старушки рассказали чиновнику о соседе, «за которым приезжает черная машина, а сам он всегда с портфелем и в галстуке». Наслушавшись, бедняга понял, что нужно быть внимательнее к чаяниям народа. А то мало ли, опять этот…
***
- … из дома Икс приходил, - хихикал Василич, - спрашивает, когда починят…
- Завтра, напиши заявку, средства выделим, - истерично взвизгнул бонстик, крестясь на икону Казанской Божьей матери.
А ведь до моего звонка он в Бога не верил.
Эпилог.
Вы спросите, так что телевидение? Да не было его. Я же говорил – взяли на испуг. Кому придёт в голову звонить на республиканский канал и уточнять? Как сказал один товарищ: «Наглость – второе счастье, набраться этой наглости - первое». А ваш покорный слуга счастлив дважды.
Автор: Андрей Авдей
Выбрали в 2012 году Чапаева президентом, а Петьку сделали премьером.
Бился - бился Василий Иванович с коррупцией: и свобода лучше, чем
несвобода - говорил, и гражданское общество - создавал, и ментов в
понтов - переименовывал, и Сколково - модернизировал, ан ничего у него
не получается:(. Воруют! Даже еще больше, чем раньше. Тем более, что
сидеть по экономическим статьям теперь практически не приходится.
Устал Чапаев, разочаровался и поехал к подруг Ангеле на российский народ
жаловаться, а Петьку за себя покамест оставил.
Возвращается он через месяц, и нарадоваться не может - чиновники
вежливые, взяток не берут, работают быстро и аккуратно. Гаишники не
баблосы собирают по кустам, а на перекрестках палками машут - пробки
разгоняют. Генералы не дачи руками солдат строят, а по полигонам бегают
- солдат в атаку за собой ведут. Врачи операции делают бесплатно, а при
виде пухлых конвертов прячутся в ординаторских и запираются на ключ. А
народ, вместе с ОМОН-овцами, каждую субботу выходит на согласованные
демонстрации – желать долгие лета власти. Лепота!
Вызывал тогда Чапаев к себе Петьку, обнимает, целует, шубу с
президентского плеча, из неметчины привезенную, дарит и самым большим
орденом награждает. Ну а теперь, говорит, колись Петька - как ты за
месяц достиг того, чего я за все годы добиться не смог! Выдавай,
говорит, Петька свою военную тайну!
- Да нет у меня никакой военной тайны, Василий Иванович, человек я
малограмотный, про свободу и несвободу ничего не знаю, дебет с кредитом
путаю, но вот с пулеметом Максим – управляюсь в совершенстве! Поэтому я
просто приказал в каждом учреждении поставить по два пулемета Максим с
полными коробками лент и чуть где кто-то честно жить не хочет -
очередью, очередью!
- Молодец Петька! Продолжай дальше. Только вот я одно не понял - а
почему два пулемета-то?
- Да пробовал я одним обойтись, Василий Иванович, но не сподручно - все
время перегревается!
В тему 23.
Только что рассказал сотрудник - бывший офицер Генштаба. В моем вольном пересказе.
На какое-то очередное 23 февраля личный состав военного училища был построен на праздничное построение и парад. Кто служил - тот сам знает. Все надраено, начищено, вылизано, шинели, сверкающие пуговицы, в бляхи ремней можно бриться как в зеркало... Начинается это мероприятие церемонией приема парада. Кто-то из вторых лиц докладывает первому лицу, что личный состав для проведения бла-бла-бла построен. Первым лицом, естественно, являлся начальник училища, без малого генерал-лейтенант. Докладывать ему выпало полковнику - начальнику штаба училища. Главной интригой было то, что построение происходило после обеда, а офицеры, естественно не могли так долго ждать... Обычно они конечно не доводят дело до перегибов, но так уж вышло...
Короче представьте построенных в коробки по курсам курсантов в идеальном строю. Посреди плаца с правого фланга нач. штаба, на левом - нач училища. Подаются команды "Равняйсь"... "Смирно"... Нач штаба и нач училища поворачиваются лицами друг к другу, четко вскидывают руки в воинском приветствии к папахам и строевым шагом идут навстречу друг другу для вышеописанного доклада. В тишине слышны четко печатающие удары сапог... Не знаю, у кого чего двоилось и троилось, но дальше начинается полный сюр... Не сбивая шага начальники... проходят мимо друг друга и продолжают свой путь уже расходясь... Шагов через 10 после несостоявшейся встречи до полковника вдруг доходит, что что-то не так и он замирает на месте... на лице 15 сек. полета мысли, недоуменно оглядывается, замечает удаляющегося командира и срывается вдогонку придерживая папаху с криком "товарищ генерал, подождите"... Праздник удался, курсанты рыдали...
Армейская история.
Было очередное обострение в Баку как раз на Курбан-Байрам (1988 год). И в полк приказ поступил - выставить посты на прилегающих к Баку шоссе, машины тормозить и проверять багажники машин на предмет оружия.
Ну и четверо нас на посту, утром подняли по тревоге, даже позавтракать не успели. Пост в придорожном вагончике, от каких-то дорожных рабочих вагончик остался. Сказали - смены быстро не ждите, может даже через сутки, первый батальон на усиление в Сумгаит поехал.
Меняемся каждые два часа. Отстоял и в вагончик идёшь отдыхать. Бойцы анекдоты травят в вагончике и чифирят, а меня на шоссе выставили дубинкой махать и тачки тормозить, как самого молодого.
Проблема в другом. К обеду сержанту сообщили по рации, что полевая кухня задерживается, и когда будет неизвестно. Бывалые люди на посту погрустнели.
А ефрейтор, бывший на ликвидации армянского землятрясения мрачно сказал:
- Сегодня не будет, бля буду.
И где-то в четыре часа пополудни, когда уже желудок сводить стало, ефрейтор заходит в вагончик c трассы:
- Давай, салага, пошёл. Я отстрелялся.
Нахлобучил каску, взял Калашников и дубинку резиновую, иду на шоссе.
Шаха топит. Ну, махнул, тормозят. В салоне азербайджанская семья.
Проверил багажник для проформы, там баран зарезанный, пахлава и прочая.
- Проезжайте, счастливого пути. И с праздником вас светлым, Курбан-Байрам!
Что тут началось. Думал они меня обнимать-целовать бросятся, отделался лёгкими подарками - два вафельных торта, кусок баранины и лаваш.
После чего повторил эксперимент раза четыре, харчи складывал рядом с собой.
Понравилось, стою на посту, мне сержант орёт:
- Ты там заснул, что ли? Смена!
Заваливаюсь в вагончик с харчами.
Героем дня стал, неожиданно для себя.
Полевая кухня приехала на следующий день, привезла сразу завтрак обед и ужин вчерашние. Но каши уже никому не хотелось.
Ногу сломал месяца за два до дембеля – в марте 84 года.
Стоял ночью на посту, пришла смена. Разводящий, не дожидаясь, пока мы проговорим «пост сдал – пост принял», пошёл с поста, Я за ним вдогонку, когда подошва моего левого валенка соскользнула вперёд по накатанному снегу, и я с маху сел на подвернувшуюся правую ногу.
Острая боль в лодыжке, с трудом встал, на правую ногу ступить не могу.
Снял автомат с плеча, поковылял кое-как, используя его в качестве трости. Приклад вниз, а на мушку опирался рукой. Временами просто скакал на левой ноге. Останавливался отдыхать. Идти было километра два, наверное.
Пришёл в караул, доложил начкару о неприятности, вижу его раздумье – что делать. Хлопотно это – вызывать из роты мне замену. Это надо звонить кому-то из офицеров домой – будить, объяснять, в чём дело. Тому идти в роту – смотреть составы завтрашних караулов и нарядов, определять – кого сейчас поднимать на замену Гладкову. Выдавать автомат и патроны, перед этим звонить дежурному по части - объяснять необходимость открытия ночью комнаты для хранения оружия, потом сопровождать этого нового караульного до караульного помещения. И решать – что делать с Гладковым, как доставлять его в санчасть. А завтра ещё и кучу рапортов отписывать о происшествии и принятых мерах.
А я же ещё и не уверен, что перелом. Вдруг просто растяжение, завтра может всё пройдёт, а я такой переполох этой ночью устрою. Говорю начкару: «Товарищ лейтенант! Я на девятом стою, он же двухсменный-ночной. Утром склады откроют, часового снимут. Мне осталось одну смену отстоять. Так я эту смену могу на губе отстоять, а с губы часового на девятый можно отправить».
Начкару моя схема понравилась, и я пошел отдыхать. Но сначала снял валенок – посмотрел ногу. Лодыжка начала отекать. Понятно, что если лягу на топчан разутый, то через час нога в валенок не влезет. Лёг обутый.
Через час – «Смена подъём!»
На одной ноге доскакал до пирамиды, взял автомат, встал в строй. Томский, которому вместо тёплого коридорчика гауптвахты достался мой девятый пост, недовольно на меня посматривает и шёпотом матерится по-якутски: «Абас кынси!»
Отстоял свои два часа на губе, сдал пост. Начкар говорит: «Оружие и патроны оставляй здесь – двусменники отнесут в роту, а сам иди в санчасть. Разрезаю штык-ножом голенище валенка, снимаю его, рассматриваю чудовищно распухшую лодыжку.
Прыгаю на одной ноге из караулки. До санчасти километр-полтора. Из тёплого бокса выезжает командирский УАЗик. Водила охотно соглашается меня подбросить. В санчасти хирург осматривает лодыжку, и отправляет меня на санитарной машине в госпиталь. Там прыгаю по коридорам и лестнице на второй этаж до кабинета хирурга. Хирург выписывает направление на рентген, который на четвёртом этаже. Скачу туда. Делают снимок, велят подождать на стуле в коридоре. Рентгенолог выходит с результатом: «У тебя перелом лодыжки».
Встаю, спрашиваю:
- К хирургу идти?
- Куда ты пойдёшь?! С переломом нельзя ходить! Сиди, сейчас костыли принесут…
Лешек, тот самый поляк-спецназовец, о котором я уже рассказывал, карьеру свою в Войске Польском уже завершил, выйдя на пенсию.
Так что я могу смело рассказать об одной истории с польским генералом, которая приключилась у Лешека во время учений. Послужному списку моего знакомого бравого вояки этот рассказ уже не навредит.
Кстати, фамилия у Лешека – Ковальски. Все ведь знают, что польские Лешеки поголовно носят фамилию Ковальски? Ну вот, собственно, история…
В бригаде, где служил Лешек, сменился командир. На место пузатого вальяжного генерала прислали другого, поджарого, молодого (слегка за 40), амбициозного. С чего начинает любой командир любой армии мира знакомство с вверенными ему войсками? Любой солдат любой армии мира об этом знает. Толковый генерал начинает с проверки боеготовности, чтобы знать, какие задачи вверенное ему подразделение может выполнить, а в выполнении каких задач еще стоит потренироваться. А этот генерал, очевидно, был вояка толковый, что его подчиненные сразу отметили и оценили по достоинству.
Вывел он бригаду на полигон, поселил в палатки, поставил всем учебно-боевые задачи и стал наблюдать за результатами.
В армии, я хочу заметить, как в большой деревне. Любая молва разлетается со скоростью пожара, а потому вскорости всем офицерам и солдатам стал известен случай, после которого генерала зауважали не только за то, что он на перекладине лихо подтягивался, давая фору и молодым и уже послужившим воякам, и бегал со своей бригадой кроссы.
Прибыл пан генерал в расположение своего лагеря. А вокруг красота – снежок чистый, свежий, только что всю землю польскую укрыл. Морозец бодрящий. Бойцы его делом заняты – учебные задачи отрабатывают.
Встречает генерала его заместитель-полковник бодрым рапортом: происшествий нет, задачи отрабатываются, тяжелая жизнь солдатская идет по намеченному вами плану. Панове старшие офицеры все собрались в специально оборудованной палатке за накрытыми столами и ожидают прибытия своего горячо любимого начальника, дабы приступить к совместной трапезе и возлияниям. Водка, шампанское и икра поставлены на лед. На столах присутствует разнообразная дичь, дары польских полей и иных европейских сельхозтоваропроизводителей. Прикажете приступить?
- Прикажу убрать, - коротко ответил генерал.
- Что убрать, пан генерал? Кого убрать? – не понял полковник.
- Палатку офицерскую, дичь, шампанское – все убрать! Панове старшие офицеры должны немедленно вернуться в свои подразделения и заняться делом!
- А как же обед? – не унимался заместитель.
- Обед пусть разделят со своими солдатами. Заодно проверят качество приготовления пищи.
Младшие офицеры и солдаты этот генеральский жест оценили, несмотря на то, что новый командир начал их гонять по всему полигону без какой-либо жалости.
Выполнение учебных задач генерал контролировал лично.
- Вашему подразделению, пан поручник, ставлю такую задачу, - говорил он молодому офицеру: - устроить засаду на дороге, движущуюся легковую автомашину остановить, всех, кто в ней находится – задержать. Выполняйте!
После чего пан генерал садился в ту самую машину, свой персональный джип, ехал по той самой дороге и попадал под беспорядочную стрельбу из засады.
- Вы что, поручик, полагаете, что после такой канонады в этой машине кто-то остался бы в живых! – строго выговаривал он офицеру. – Задача не выполнена!
Генеральский взгляд метал молнии.
- А это что за группа человекообразных там на пригорке? Пялятся на нас и ржут так, что и здесь слышно, – генерал выбрал себе уже новую жертву.
- Пан генерал, позвольте доложить: группа специального назначения. Согласно плана учений, им предписано удерживать данную высоту, - доклад заместителя-полковника как всегда был точен и скор.
- Отставить! Поставьте им ту же задачу: дорога – машина – задержать! На подготовку даю час. Проверю лично. Я в штаб.
Генерал сердито хлопнул дверью и отбыл, а полковник поспешил передать Лешеку, который был старшим в группе спецназа, генеральский приказ: дорога – засада – машина – всех взять живыми.
«Дело нехитрое», - пожал плечами Лешек и кивнул своим бойцам: пошли!
Примерно через час генерал ехал назад по заснеженной дороге и тщетно пытался отыскать своих подчиненных. Только белое поле и пустая дорога. Ни одной живой души.
«Вот разгильдяи! Неужели в лагерь вернулись? Всех мехом внутрь сейчас выверну!» - подумал про себя генерал и сказал водителю:
- Прибавь ходу, Бартек. Едем в расположение.
- Так есть, пан гене… - начал было говорить водитель, но мощный взрыв и взметнувшееся в небо прямо перед капотом генеральского джипа белое облако заставили солдата резко ударить по тормозам.
«Курвамать!» - хотел было подумать самое страшное польское ругательство пан генерал, но успел подумать только «Kуp…», потому что дверь джипа с его стороны уже была распахнута, и неведомая сила вырывала его тело из машины, укладывала лицом вниз на обочину, в снег и липкий чернозем, перемешанный с остатками жизнедеятельности местного крота. Сильные руки генерала были больно скручены за спиной, в шею упирался холодный ствол автомата. Громоподобный голос откуда-то сверху отдавал ему, генералу (!), простые приказы:
- Лежать, бл… ! Носом в землю, бл… ! Замри, бл… !
Вообще-то в первую долю секунды, когда после взрыва Лешек рванулся из засады к машине, распахнул пассажирскую дверь и увидел свое высокое начальство, он испытал замешательство. Ему бы следовало сказать:
«Пан генерал, прошу прощения – пшепрашам – позвольте помочь вам выйти из автомобиля, пан генерал! Обопритесь на мою руку, дабы не испачкать форменные брюки о подножку джипа».
Но проклятые рефлексы, отрабатываемые годами и четко поставленная задача: пассажиров автомобиля взять живыми! - сделали свое подлое дело. Опомнился он уже когда обнаружил себя верхом на генерале, который смирно лежал в грязи и пережевывал приправленный белым снежком чернозем. С противоположной стороны то же самое делал генеральский водитель.
- Пан генерал, докладываю! – Лешек помог начальству подняться на ноги. – Поставленная вами задача выполнена! Автомашина и передвигавшиеся в ней люди задержаны! Потерь среди личного состава не имеем! Старший группы специального назначения Ковальски, пан генерал!
Генерал задумчиво сплюнул черной жижей, принял поданную кем-то перепачканную грязью шапку, машинально надел ее и сказал:
- Ковальски, знал бы я, что ты у них старший группы… Я бы сам в этой машине не поехал. А вообще, молодцы!
Стараясь не замечать ехидных ухмылок солдат, генерал сел в джип, взглянул в перепачканное лицо свое водителя, в глазах которого все еще читались страх и непонимание происходящего, и сказал:
- Поехали в казарму, Бартек. Надо отмыться и переодеться…
БЕЗ ГОРЯЧЕГО
Питер уже несколько дней расставлял большие и маленькие корабли вдоль своих набережных.
Город готовился к военно-морскому параду.
На последнее свободное местечко впихнулся красивый и страшный корвет, совсем без окон и почти без дверей.
Швартовая команда в оранжевых жилетах уже сделала свое дело, выставила трап и пошла отдыхать.
С берега к кораблю сразу же подошли двое: красивый капитан-лейтенант в парадной форме и лопоухий матрос в промасленной робе.
Издали могло показаться, что матрос на руках держал ребенка, но это был совсем не ребенок, а какая-то мазутная железяка, очень похожая на автомобильный стартер.
Красивый капитан-лейтенант поприветствовал часового у трапа и попросил вызвать дежурного офицера.
Вскоре явился дежурный и выяснил, что незнакомцы желают видеть командира корабля.
Через четверть часа на палубу вышел сам командир, тоже капитан–лейтенант, он дал команду пропустить посетителей на борт, протянул руку незнакомому офицеру и спросил:
- Чем могу?
Гость в парадной форме превратился в приторную улыбку и сказал:
- С прибытием. Очень приятно познакомится, меня зовут Валерий Анатольевич, можно просто Валера. Давно хотел с вами вот так, с глазу на глаз, да все повода не было.
Я со вчерашнего дня вас тут пасу, кое-как дождался.
Командир корабля заметно напрягся:
- В смысле пасете? Зачем это?
- Да нет, я не так выразился. Дело в том, что я командир корвета «Решительный», точно такого же как и ваш. Мы там дальше «на стенке» стоим.
- А, да, видел, мимо проходили. Ну, что же, и мне приятно познакомиться. Так, чем могу?
Командир недоверчиво глянул на лопоухого матроса с железной чушкой.
А гость не переставал излучать радушие:
- Да видите ли, какое дело… а, кстати, мы с вами в прошлом году на учениях рубились, только - вы были за синюю группировку, а я за зеленую. Не помните? Вы еще подлодку, вроде, прикрывали.
- Да, было дело, только не прикрывал, а уничтожал. Так, собственно…
- А, чуть не забыл, я же вместе с вашим двоюродным братом Михаилом на классах учился. Отличный парень, теперь на Северном служит, не легко ему там приходится. Мы как раз вчера созванивались – это он сказал, что вы тоже должны прийти в Питер.
Командир напрягся еще больше:
- Да что, в самом деле, случилось? У Мишки все в порядке?
- Да, да, у него все отлично, велел передавать вам привет.
- Спасибо. И это все?
Гость почесал затылок белой перчаткой и, кивнув на своего лопоухого матроса с железякой, сказал:
- Не совсем все. Да, дипломатия – это явно не мое, попробую напрямик: понимаешь, из-за этого уродца мы уже три дня сидим без горячего.
Матрос заморгал длинными ресницами и, не поднимая головы, подал голос:
- Два дня, товарищ командир.
- Молчи, диверсант, задушу! Э, ты какого хpeнa меня позоришь? Приперся на чужой корабль в рабочем платье! Ладно, это потом.
Красивый офицер продолжил:
- Так вот – это тело, хотело что-то там отремонтировать и разобрало вот эту херню, а собрать не сумело. Теперь у нас на камбузе ничего не греется.
С утра и до ночи всем корветом пытаемся воткнуть ее на место. Никак, хоть убейся. Так я чего пришел? Раз наши корабли из одной серии, то и эта хepня у нас должна быть одинаковая. Разреши моему диверсанту одним глазком глянуть - как она у вас там стоит. Не переживай, он руками ничего не тронет.
Командир облегченно хихикнул, с уважением глянул на железяку и ответил:
- Просто бальзам на душу, дождался, наконец-то и мой корабль стал образцовым. Ну, добро, я дам команду, пусть посмотрит. А если он и меня без горячего оставит? Больше ведь в Питере таких корветов нет.
- Не оставит.
- А если?
- Тогда можешь его пристрелить. Ну, а что еще с ним делать..?
Прочитал давеча интересную историю про случай на границе с росомахой.
И вот, с вашего позволения, выкладываю свою. Служил я на Кольском полуострове, в городе Оленегорске. Точнее сказать, под Оленегорском, на «точке». Обычная военная часть, казарма, ДОС, техздание, баня, кочегарка. Кроме этого была ещё теплица и свинарник, стоявший чуть в стороне от КПП.
Скукотища на «точке» смертная и вот приноровились мы летом устраивать себе что-то типа пикника, для чего делали следующее - какое-то время, те, кто стоял на КПП докладывали дежурному по части, что по ночам в лесу возле поста замечается какое-то движение, сопровождаемое жутким и пугающим воем, принадлежащим, скорее всего, росомахе.
Ввиду того, что армия была тогда еще советская и интернациональная, изображали этот вой все по своему и росомаха, в зависимости от национальности рассказчика, выла то с волжским, то с эстонским, то с грузинским акцентом.
Подготовив, таким образом, нужную почву, очередной дневальный по КПП, в заранее обговоренное время проковыривал дыру в латаном-перелатанном заборе у свинарника и выпихивал в неё подходящего хряка, пинками загоняя его в лес, так как добровольно идти в лес сам свин, как правило, наотрез отказывался. К тому же, ввиду того, что свинарник находился далеко от кухни, то, часто не доходя до него, дневальные, что кормили свиней, оставляли их без обеда, втихаря вываливая бак с отходами где-нибудь по дороге. Вследствие этого наши свиньи были весьма спортивными и поджарыми и запросто могли перемахнуть через забор обратно в свинарник.
После того, как кэпэшник отгонял хряка в лесок, он звонил дежурному офицеру, докладывая об очередном свином побеге. А в этой ситуации, учитывая возможность нападения на хряка кочующей поблизости росомахи, весь свободный личный состав части немедленно посылался на поиски сбежавшего имущества.
Дальше схема была отработана: все разбегались в разные стороны, собираясь в заранее оговоренном месте на озере, где всё уже было готово для пикника: банка браги из местных ягод, сало, картошка, а также и сковородка и специи. Обычно с картошкой жарили грибы, которых было столько, что брали одни шляпки, и доедали всё то, что присылали нам из дому.
В часть, отдохнув таким макаром, мы возвращались уже за полночь, докладывая о тяжелых и безрезультатных поисках удравшего хряка, который, впрочем, к тому времени сам уже обычно возвращался из леса и все в итоге оставались довольны.
Такую фишку мы успели провернуть уже пару раз за короткое кольское лето, и хотели повторить ещё, как вдруг к нам на «точку», сразу после училища, назначили нового ретивого и вредного летёху. В наши байки о росомахе не верил и требовал веских доказательств её присутствия. Будучи от природы человеком въедливым, он где-то даже вычитал, что росомаха, на самом деле не воет, а якобы как-то там по-особому плачет.
Дальнейший летний отдых был под угрозой и мы, посовещавшись, решили соорудить в лесу, вблизи КПП что-то вроде её лежбища и предъявить его лейтенанту. Наш кочегар, казах Курмангалиев, что разбирался в охоте, посоветовал, расцарапать, словно когтями какой-нибудь пенек, подбросить клочки шерсти и обязательно звериные фекалии. Звери, мол, так свой дом и метят.
Так и постановили. С зимнего овечьего тулупа надёргали шерсти, штык-ножом почикали подходящий пенёк возле КПП, а вопрос со звериным дерьмом поручили решить самому Курмангалиеву, в кочегарке у которого жил наш единственный на «точке» пёсик Мишка.
К поставленной задаче Курмангалиев подошёл со всей серьёзностью и, отобрав за пару дней лучшие, на его взгляд, Мишкины какашки, искусно вылепил из них несколько шариков, коими, по его мнению, и гадит такой зверь как росомаха.
Полученный продукт он решил для достоверности подсушить на крыше кочегарки, где и спрятал его прямо за трубой.
Парень он был добросовестный, поэтому весь этот день периодически залазил на крышу проверить своё творчество. Увы, сделать это незаметно у него не получилось. Увидев, как время от времени Курмангалиев шныряет на крышу, его, как на беду, спалил всё тот же вездесущий летёха и, решив, очевидно, заработать очки перед командиром части, наутро выстроил всех нас у кочегарки. Кроме, присутствовавшего на построении командира части, подошёл ещё и наш замполит-особист, которому лейтенант, вероятно, тоже уже успел стукнуть.
Вызвав из строя Курмангалиева, летёха показал ему кулёк с сушёным псевдоговном росомахи и ледяным тоном вопросил:
- Товарищ солдат, вы знаете, что это такое?
Курмангалиев побледнел и ответил первое, что мог придумать.
- Никак нет, товарищ лейтенант.
На что лейтенант понимающе усмехнулся, оглянулся на замполита, затем оглядел наш строй и неожиданно для всех заявил:
- Вы что думаете, товарищ солдаты, я не знаю, что ЭТО такое? Вы думаете, я в наркотиках не разбираюсь?
По всей видимости, лейтенант решил, что в пакете был насвай, который, несмотря на проверку посылок, иногда пытались прислать солдатам из наших тогда ещё азиатских республик.
И тут, решив как видно преподнести всё происходящее как можно эффектней, лейтенант, пристально глядя в глаза испуганному Курмангалиеву, не торопясь достал из кулька средних размеров шарик, так же медленно положил его к себе в рот и начал жевать.
Мы все просто замерли от увиденного. Особенно бедный Курмангалиев, который от страха совсем побелел и почти уже падал в обморок.
Пикантности ситуации придал подошедший с кочегарки Мишка, что махая хвостом, прошёлся вдоль строя, и подозрительно принюхиваясь, остановился возле жующего его экскременты лейтенанта.
Примерно через минуту этой немой сцены начали хрюкать старослужащие, вслед за ними и все остальные и вскоре весь личный состав нашей части издавал отчаянно заглушаемый хохот, неумолимо перешедший в дикое ржанье.
Летёха, до которого, наконец-то дошло происходящее, густо и багряно покраснел, выплюнул остатки «наркотика» на землю и, отдав честь командиру с замполитом, попросил разрешения удалиться.
Вот такая вот был у нас нехитрая история. Спустя примерно неделю после этого случая жизнь на нашей «точке» снова спокойно пошла по кругу, поскольку незадачливого говноеда-лейтенанта командование перевело от греха куда-то под Кандалакшу, как будто его и не было.
© robertyumen
Знакомый один историю рассказал.
Был у них в армии солдат-срочник. Ботан конченный, худой, длинный как оглобля. Форма на нем мешком висела, весь какой-то не складный, прыщавый… В общем, не солдат, а недоразумение. Один у него плюс был – писал грамотно. Почерк у него каллиграфический, писал без ошибок, вот его при штабе писарчуком и устроили. Стенгазету вел «На боевом посту», рисовал не плохо, еще и фотографировал штабным фотоаппаратом на всех праздниках и годовщинах, а заодно и для дембельских альбомов.. Но большую часть времени всё-таки бегал, по разного рода, офицерским поручениям. Сам командир части не гнушался его посылать в «чипок» за куревом или ещё за чем… В общем, неплохо он устроился, вроде и не делает нихрена, а всегда при деле.
А тут несчастие случилось, «дембеля» решили сто дней до приказа отметить, а водки совсем мало у них было. И в город ни как не вырваться, командир тоже не дуpak, до сотни считать умел, и прекрасно понимал, что нажрутся дембеля в этот день, и поэтому все увольнительные отменил, а на КПП поставил в наряд самого лютого прапора. У этого прапора нюх на алкоголь – как у собаки Баскервилей. Он был закодированный уже полгода, и как говориться – ни себе, не людям.
Собрались дембеля в каптерке, совет держат, как бы пронести через КПП заветную жидкость. Вот и пал выбор на штабного писаря. У него же свободный выход в город, пусть постарается на благо неизбежного дембеля.
Позвали писаря, объяснили ситуацию, денег дали. Тот вроде сначала заартачился, но ему пообещали разбить очки и натянуть глаз на жопу, и он нехотя согласился.
Но была одна загвоздка – на КПП дежурил лютый прапор, а у него ничего святого уже полгода как не было, и он мог и штабного писаря запросто обыскать и конфисковать все незаконное. Дембеля эту головоломку оставили на совести писаря. Мол, выкручивайся, делай что хочешь, но что бы к назначенному сроку принес два пузыря, и ниебёт!
И вот, ближе к вечеру, в расположении части раздался телефонный звонок, и взволнованный голос дневального сообщил, что через КПП только что прошёл писарь с двумя бутылками в руках, и что «лютый прапор» лично открыл перед ним дверь. Дембеля мягко сказать – охуели! В окно казармы они с замиранием сердца наблюдали, как по плацу, высоко задирая худые, длинные ноги, гордо шагал улыбающийся писарь, и в руках действительно нес две бутылки.
- Как, как ты пронёс, лишенец? Что ты прапору сказал? КАК???
Оказывается, писарь прикупил в ближайшем ларьке два пузыря водяры и окольными путями вернулся до расположения части. Не доходя КПП, он в первой попавшейся луже отмыл и отодрал этикетки с бутылок, затем сковырнул пробки и сунул в горлышки свои длинные и тощие указательные пальцы. И сделав «морду кирпичём» понес драгоценный груз прямо через КПП, не скрывая, и не тая свою ношу.
Естественно его уже встречал «лютый прапор»: - Чо це таке у тоби в грабках, хлопчик? – ласково поинтересовался тот, внимательно разглядывая висевшие на пальцах писаря бутылки без опознавательных знаков.
Писарь поочередно поднял руки и махнув головой на одну, затем на другую – ответил:
- ВОТ ЗДЕСЬ – ПРОЯВИТЕЛЬ, А ЗДЕСЬ – ЗАКРЕПИТЕЛЬ! ФОТОГРАФИИ ИДУ ПЕЧАТАТЬ, ДЛЯ СТЕНГАЗЕТЫ.
Прапор жутко боялся всякого рода химии, поэтому лично открыл перед писарем дверь, и даже по отечески поддержал того за локоть:
- Тильки ни наебнись, голуба, а бо тут ступенька!
В общем, дембель был спасен, водка использовалась по назначению, и даже писарю плеснули в честь праздника (не смотря на его протесты), а у дембелей родился по этому поводу тост:
- Проявим и закрепим!
(G.U.S.)
Приближается день Великой Победы.
Давно это было. Постепенно уходят ветераны. Почти не осталось тех, кто прошёл войну от начала и до конца. Где бы мы были и были бы вообще, если бы не они. Правильно говорят:"Спасибо деду за Победу". В моём случае это даже прадеду. Помню как в 2000 он с несколькими товарищами пришли домой отметить праздник. Пару дней до этого погода не баловала. А тут распогодилось, потеплело сравнительно и дедушки с хорошим настроением уселись за стол. Мы жили в дедушкиной квартире и мама бегала между кухней и залом, выставляя на стол всё, что целое утро готовила. Отец открыл беленькую и беседа пошла. Каждый что-то вспоминал. А мне более всего запомнился рассказ сухонького старичка Николая. Его призвали в начале 44 с Киевской области. И сразу на фронт. Отделался какими-то мелкими ранениями и встретил Победу в Чехословакии. Говорил, что радовались все,как дети малые. Как строили планы мирной жизни. Как его товарищ обещал к нему приехать и на сестре жениться.
Он рассказывает. Старики грустнеют. А я понять ничего не могу. Я ведь думал, что война закончилась 9 мая, а дед Колька начинает рассказывать, как гибли его товарищи в Чехии даже ещё и 12 мая сражаясь с регулярной отборной армией СС. И как у него на руках друг умер, раненный в живот. И как он лично расстрелял после этого нескольких немцев, вышедших с поднятыми руками из подвала. Потому что должна быть справедливость. Они продолжали воевать после капитуляции по своей инициативе. Значит и мы можем воевать по своей.
Я сидел в уголочке стола и видел, как суровеют лица этих, только что смеющихся стариков, как наливаются злостью и сталью их глаза. И я радовался тому, что мой прадедушка один из них. Что они защитили нас тогда и защитят сегодня.
Я конечно понимаю, что мир изменился. Нету Гитлера, нету Муссолини. Но и нету наших прадедушек, прабабушек. А могли бы быть, если б не солдаты Германии, Румынии, Италии...
Простить то мы их можем. А вот забыть... Тогда нужно забыть и деда Кольку, и его друга, и моего прадедушку, и тысячи таких других. И через некоторое время всё опять повторится...
Ерейский Ерей
Бэлла Анатольевна работала в нашей бухгалтерии.
Старательная, знающая, всегда готовая помочь, пользы от неё было много. Все знали, хочешь её порадовать ― спроси о сыне, Марке. Без вопроса она не начинала рассказывать, не желая никого стеснять. Но если кто-то интересовался, Бэлла Анатольевна с удовольствием делилась новостями. По её словам выходило, что Марик — музыкальный продюсер и в одиночку борется с дурновкусием на эстраде, в ущерб собственной выгоде. И все звезды мечтают работать только с ним, а Марик всё время в разъездах, но не забывает звонить маме, хотя когда он заболел в дороге, то маме ничего не сказал, как будто можно обмануть материнское сердце!
Однажды я видел Марика, он заезжал за мамой. Они шли по коридору мне навстречу и говорили. Бэлла Анатольевна тихо, не слышно, а Марик громко, на весь коридор.
— Мама! Какие деньги? Ерейский Ерей! Зачем? Я очень хорошо зарабатываю. Мама, ты вообще уже можешь не работать. Что внуки? Внуки будут, куда они денутся…
Они прошли мимо меня: Марик, невысокий, очень подвижный, рано начавший лысеть, и Бэлла Анатольевна, еле поспевающая за сыном и не сводящая с него глаз.
На следующий день, чтобы сделать Бэлле Анатольевне приятное, я спросил:
— Слышал, как Марк сказал "Ерейский Ерей". Что это означает? Не встречал раньше ничего похожего.
— Ох, — вздохнула Бэлла Анатольевна, — Это очень давняя история. Но, если хотите, расскажу.
И рассказала.
Марик рос с мамой и бабушкой. Жили они тогда в поселке при военном госпитале, где когда-то служил дедушка. В госпитале работали и обе женщины, Бэлла Анатольевна ― в плановом отделе, а бабушка, Рива Борисовна, была операционной медсестрой.
Маркуша часто болел, и до трёх лет мама от него не отходила. Потом бабушка решила выйти на пенсию и сидеть с внуком, но начальник госпиталя, генерал Пичуев, не отпустил её в решительной форме, заявив, что одна такая медсестра стоит взвода хирургов-раздолбаев. И обещал помогать с нянями.
Няни менялись часто. Одни уезжали вслед за мужьями, закончившими стажировку в госпитале, другие не нравились либо маме, либо бабушке. А вот Ирина Степановна сразу понравилась всем. Приехавшая из глубинки непонятно по какой надобности, Ирина Степановна казалась няней прилежной и доброй, рассказывала, что вырастила четверых собственных. Говорила она быстро, не особо внятно, но повторяла сказанное по несколько раз, что очевидно нравилось Марику. Он сразу полюбил слушать сказки, которые Ирина Степановна готова была придумывать с утра до вечера.
Сюжет всегда был одинаков, менялись только злодеи. Жили-были хорошие люди, сеяли хлеб и рыбу ловили ― и вдруг, откуда не возьмись, то свирепый волк, то ужасный змей, то леший-обманщик, то водяной-надувальщик, то Баба-Яга, пакостница, а то и сам Кащей, враг добрых людей. Но всякий раз появлялся рыцарь-принц Марк Геройский и волшебным мечом сокрушал врагов, а избушку на курьих ножках заставлял нести большие яйца. Покончив с делами, Марк Геройский немедленно садился за стол и съедал куриную котлетку с пюре, выпивал бульон и никогда не вытирал руки об штанишки, вот какой он был замечательный рыцарь-принц.
Лучшего и не пожелать, кабы не странное обстоятельство — в сказках Ирины Степановны все злодеи были евреями. И волк был еврей, и леший, и кикимора и вся прочая нечисть.
— А Кащей, злой еврей, прыг на поветь, да за баню, да хотел укрыться, но Марк Геройский еврея везде найдет и мечом побьёт! — слушал Маркуша, доедая куриную котлетку.
Всё это не могло не всплыть. И всплыло.
Субботним вечером принимали гостя ― профессора медицины Дмитрия Яковлевича, давнего друга семьи. Пили чай с бубликами. Почти уже пятилетний Марик сидел за столом вместе со всеми. И Дмитрий Яковлевич не мог не спросить:
— Марк, скажи пожалуйста, что ты будешь делать когда вырастешь?
— Буду евреев убивать! — ответил Маркуша, макая бублик. Затем, увидев как вытянулись лица взрослых, мальчик решил, что поразил всех своей смелостью и добавил, — Я евреев не боюсь! У меня есть волшебный меч и ещё пистолет будет! Большой!
— Маркушенька, сыночек, да зачем же евреев убивать?
— Они плохие, людям жить не дают! — уверенно объяснил Марик.
— Вот cуka. — сказала Рива Борисовна, — Ой, извини Дима, это я про няню нашу.
— Маркуша, но евреи же хорошие. Вот бабушка хорошая? Добрая?
— Бабушка добрая. — согласился Марик, — А евреи злые.
— Но мы все евреи! И бабушка еврейка.
— Нет! Бабушка! Ты ведь добрая?!
— Добрая, и при этом еврейка. И дедушка твой Натан был евреем. И Дмитрий Яковлевич еврей. И мама твоя еврейка. И ты тоже...
— Рива, не торопись.
— И ты, Маркуша, еврей.
— Я еврей? — лицо мальчика сделалось бесконечно несчастным. Через секунду он закричал, страшно, как не кричал ещё никогда. Упал на пол, мать не успела подхватить, и забился судорогами. Все бросились к нему, он никого не слышал. Кричал, плакал. Долго, очень долго успокаивали, Бэлла Анатольевна бегала в приемный покой за ампулой, сделали укол. После укола, и то не сразу, Марик заснул.
Не откладывая, вызвали на разговор Ирину Степановну.
С порога мама и бабушка набросились на неё, то одна, то другая срывалась на крик.
Ирина Степановна совершенно не понимала происходящего, что именно она сделала не так, и в чем её вина:
— Я ведь Марику объясняла, что это только сказки, я его не пугала никогда, я в жизни не видала ни лешего, ни водяного, ни еврея, никогда не видала, — лепетала Ирина Степановна.
И вдруг она громко ахнула: «Маркуша ― еврей? Боже мой, вот горе-то, дитятко милое, Маркушенка, за что же беда такая, горемычный мой...»
Тут мама и бабушка рассвирепели одновременно и, не окажись рядом Дмитрия Яковлевича, вышло бы совсем дурно. Профессор выпроводил рыдающую Ирину Степановну и, с помощью долгой беседы, настоя пустырника и водки, привёл женщин в чувство. Затем Дмитрий Яковлевич придумал, как исправить произошедшее.
Маркуша проспал до утра. Выглядел вяленьким, но позавтракал с аппетитом. Еврейский вопрос не поднимал. Почистив зубы, вознамерился играть в кубики.
Мама и бабушка сели на ковер вокруг него. Не сговариваясь, распределили обязанности: говорить будет бабушка, а мама обнимает и целует в кудрявую макушку. Рива Борисовна подбирала слова, не зная как начать. Но начал сам Марик.
— А няня придет? — спросил он.
— Нет, Маркуша, няня не придет. Да и не нужна тебе няня. Ты ведь уже взрослый и можешь ходить в детский сад. Как ты и хотел. Там много детей и очень весело.
— Мама, какой сад? — удивилась Бэлла Анатольевна.
— В группу к Фире Леонидовне.
— Но там же мест не было.
— Ничего, найдут. Я завтра сразу к генералу пойду. Будут места. Маркуша, послушай меня, детка. Помнишь ты букву "р" не говорил? Ты и сейчас её плохо говоришь, но раньше совсем не мог. Так вот, няня твоя, Ирина су....Степановна, тоже эту букву говорить не умеет. У неё выходит "вр" вместо "р". Получается путаница. Потому что злодей, который в сказке, он ерей. Е-рей. А не еврей. Евреи, это народ такой. Есть русский народ, есть грузинский народ, а есть еврейский. И мы с тобой из этого народа. И это хорошо, хоть некоторые так не...
— Мама!
— Ну да. В общем, плохие — ереи. А мы не ереи, мы с тобой евреи.
Марик слушал бабушку очень внимательно, и как будто решал, плакать ему или нет.
— А волк ерей? — спросил он, немножко подумав.
— Конечно.
— А леший?
— И леший ерей.
— А Кащей?
— Ну, Кащей... Кащей просто махровый... То есть, самый злой из ереев.
— Хорошо, — сказал Марик и продолжил с кубиками. С тех пор он больше никогда по поводу своего еврейства не плакал. А новое слово запомнил, и, взрослея, напридумывал кучу ругательств, из которых "Ерейский ерей" было единственно пристойным.
©СергейОК
2019
МАЙДАНЩИКИ
Дело было во времена моей студенческой молодости.
Я ехал в поезде,
возвращаясь из стройотряда – места, где при реальном социализме можно
было заработать реальные бабки. Возвращался один, без остальных ребят,
поскольку уехал раньше срока из-за болезни матери. Рассчитать меня
толком не успели, но все же деньги я по тем временам вез немаленькие.
Соответственно нервничал. А тут еще выяснилось, что тем же поездом
«Пермь-Москва» возвращается группа зэков, освобожденных по какой-то там
амнистии.
С одним из них я вскоре столкнулся в тамбуре, где он стрельнул у меня
сигаретку.
- Много кочерыжек везешь? – скорее не спросил, а констатировал он после
недолгого разговора.
- Есть кое-что, - хмуро признался я, - в стройотряде заработал. А сейчас
к больной матери еду, - добавил жалобно. - А как ты узнал?
- Да тебя косоебит всего, смотреть тяжко. Но ты меня не бойся – я не по
этой части. А вон те, - он кивнул внутрь вагона, где двое парней стояли
в коридоре и о чем-то неслышно переговаривались, - могут тебя
побеспокоить. Это майданщики, воришки поездные.
Мне совсем поплохело. Мой же собеседник между тем ударился в
воспоминания:
- Случай у меня был один. Тоже в поезде. Ехали мы с корешем в купе после
одного дельца. Ноги уносили, короче. И точно не знали – сели опера нам
на хвост или нет. Вагон оказался полупустой, и мы были в купе только
вдвоем. И вдруг заходят еще два пацана – по возрасту и по уверенной
повадке, чистые опера. Пушки у нас были, но в багажных сумках, поскольку
стояла жара, и мы сидели полуголые. А у оперов бывали такие подъезды –
под частников работают, а потом руки заламывают. Ну мы и напряглись. Но
тут эти двое достают коньячок и семгу, и нас к столу приглашают. Ну нам
сразу полегчало – опера так не работают, им средства не позволяют.
Раздавили одну, достали вторую. Грамотно так посидели. Душевно. И
отрубился я как-то незаметно. А утром вдруг меня будят. Смотрю – мент в
форме капитана и с ним два автоматчика. Ну, думаю, за нами с корешем. А
капитан так сурово: «Документы и багаж предъявите». И стало ясно, что
они совсем не за нами. Что-то чрезвычайное стряслось, и поезд проверяют
по полной программе. Ну я сразу осмелел: «Это незаконно, не имеете права
обыскивать, предъявите ордер!» А капитан: «Мы тебя и не будем
обыскивать, ты сам нам свой багаж откроешь. А нет – так в отделение!» И
тут до меня доходит, что я рано обрадовался: у меня в сумочке-то пушечка
лежит! И у моего корешка – тоже! А это сразу – срок.
(Причем по тем временам – очень серьезный).
- Ну я, шевеля мозгой, пытаюсь что-то придумать и – делать нечего – лезу
за сумкой. А ее нет! И у кореша сумки тоже нет! Ну и лоханулись мы с
ним! Те двое вчерашних оказались майданщиками и сделали нас очень чисто.
Но одновременно и выручили – ничего не скажешь.
В другое время меня бы эта история позабавила, но сейчас она только
поубавила у меня нервных клеток.
- Ну ладно, - вдруг заключил мой собеседник, - башли твои - трудовые, и
потому скажу я этим двоим, чтоб тебя не трогали. Езжай спокойно к своей
больной мамочке.
И слово свое этот зэк сдержал.
- Мама, а ты о чем мечтала в детстве?
- спросил сын.
- Чтобы коммунизм на всей земле победил.
- Это как?
- Это когда денег в мире не будет, а мороженое и конфеты можно будет брать бесплатно, и сколько захочешь! (Ну вот, правда, нам тогда так объясняли, когда нам было по 6-7 лет.)
И мы все хотели, чтобы коммунизм побыстрее наступил. Я,конечно, понимала, что с неба сладости сыпаться точно не будут, ибо манна небесная была отменена вместе с самодержавием. Так что работать на фабриках и заводах будет нужно, как и на полях и фермах. Впрочем, была большая надежда на помощь научно-технического прогресса, который тогда планово ширился и развивался. Однако же, мы призывались не забывать о том, что если мы возьмем себе пять мороженок, то кому-то мороженого может и совсем не достаться, а у нас почти наверняка заболит горло (к заботе о ближнем нас приучали уже в таком нежном возрасте).
Я хотела, конечно, и новую куклу, и поехать летом к бабушке, и велосипед, и чтобы лето скорее пришло. И лето наступало, мы летели всей семьей на самолете к бабушке, на очередной день рождения я получала свою очередную немецкую куклу с шикарными волосами и закрывающимися глазами, а в третьем классе - настоящий двухколесный велосипед «Салют». Это были даже не мечты, а обычные желания, они были сбываемы – так у всех соседских ребят моего возраста были велосипеды.
Сейчас принято ругать совок, дескать колбасы не было. Но мечты моих ровесников не включали в себя желание наесться досыта.
Почти все наши детские мечты были связаны с будущим.
Многие мои одноклассники тогда хотели стать космонавтами, летчиками, учеными, капитанами дальнего плавания, инженерами, детскими врачами, известными артистами, циркачами и учителями, а некоторые – даже лесниками.
Как-то в школе, наверное, в классе пятом, писали мы сочинение: «Каким я вижу будущее». К слову, фильм «Гостья из будущего» тогда еще не вышел, значит, это было в первом полугодии, или в третьей четверти.
Помню, что я писала о том, что в ХХI веке в мире не будет границ между странами, и на каникулы мы будем летать в Австралию и Новую Зеландию. Тогда, в середине восьмидесятых, двухтысячный год казался далеким рубежом, который наступит очень не скоро.
Еще я писала о том, что можно будет общаться с людьми со всего мира, и при разговоре по телефону можно даже будет видеть друг друга так, будто вы за одним столом.
Конечно, мы все тогда мечтали и об устройствах, которые смогут переводить любые языки, даже языки зверей и птиц.
Еще у меня была мечта – система дорожек, по которым можно доехать до школы на велосипеде, а потом велосипед бы сам вернулся домой. Почему я не додумалась парковать велосипед у школы – не знаю.
И конечно, во всех наших мечтах был мир!
История рассказана дедом.
И даже не моим – жены.
Так получилось, что дед в конце 50–х служил в Заполярье. Не знаю точно где. Знаю, что там где–то был порт, а где–то — зоны, которые они охраняли. Но рассказ не об этом. Как и положено, солдаты периодически ходили в караул. Так вот из–за морозов в караул каждому солдату выдавалась пайка спирта питьевого (70%–го) для сугреву. Как я понимаю, пить его разрешали совсем по чуть–чуть (за этим присматривал офицер), и только во время отдыха. Солдаты спирт конечно пили, но как положено — только чтоб согреться. А потому оставались излишки.
И частенько эти излишки выменивали у местного населения (чукчи, нанайцы, хз кто еще) на различные ништяки. Однажды дед пошел на такой обмен к одному чукче — рыболову. Они у него постоянно рыбу брали. Дед говорил, что стоял сарай прикрытый дверью. А дверь была «заперта» загнутым гвоздем. Никто не воровал. Туземец как положено спирт взял, солдата отправил в сарай набирать, чего ему нужно. И вдруг подбегает к деду и говорит, идём мол, чего интересное покажу. Ну дед выскочил, а чукча ему указывает на прорубь в речке, на берегу которой стоял сарай.
А к проруби подошел медведь. Побродил, разнюхал, пробил корку льда, которая успела сковать прорубь, и нырнул в нее. Через некоторое время на лед стала вылетать рыба. Оно и понятно – рыба толпится вокруг проруби, там кислорода больше, только знай – лови. А еще через пару минут появилась лиса и давай таскать эту рыбу в лес куда–то, прятать. Короче пока медведь возился, лиса всю рыбу сперла и скрылась. Ну мишка довольный вскоре выныривает из проруби – полно себе еды набрал. Нечасто удается зимой найти прорубь то. А не тут то было. Нет рыбы.
Короче бедолага давай бегать вокруг проруби реветь на всю округу, а поздно уже. Уперли. На этом дед и чукча благоразумно скрылись в сарае, нечего злить и без того разъяренного и голодного зверя.
Так что не врут сказки про плутовку – лису.
В 60-е мой отец служил в суперсекретной воинской части.
Места там были глухие, кроме радио да клуба развлечений никаких. Поэтому все развлекались, как могли.
Сразу за воротами части стоял "грибок" для часового, на нём висел телефон с рукояткой, которую надо было покрутить, прежде чем позвонить. Этот-то телефон и будет героем истории.
Существовал в части писаный или неписаный порядок, по которому новый офицер сразу же заступал на дежурство. То ли для того, чтобы быстрее вникал в курс дел, то ли это было первой ласточкой нарождающейся дедовщины - не знаю. В тот раз моему отцу как раз и выпало инструктировать заступающего на суточное дежурство новичка. В заключение инструктажа отец ему показывает стайку телефонных аппаратов в кабинете дежурного по части и рассказывает о назначении каждого из них.
- Этот - прямой домашний командира части, этот - связь с комендатурой, этот - с дивизией, этот - со штабом армии, этот - со штабом округа. Вот и всё, принимай дежурство!
Тут новичок замечает ещё один аппарат, о котором ему ничего не рассказали.
- А это что за телефон?
Такой же хохмач, как и отец, его друг, присутствовавший при инструктаже, мгновенно соображает и бросается к грибку часового.
- А это - международный, - на полном серьёзе отвечает отец.
И тут раздаётся требовательный звонок "международного" телефона. Новичок в растерянности, не знает, что ему делать. Отец кивает, мол, дежурство принял - отвечай! Новичок хватает трубку и громко и чётко произносит фразу, надолго ставшую его новым прозвищем:
- СССР слушает!